Миссия доктора Гундлаха

22
18
20
22
24
26
28
30

Гундлах положил трубку. Перепалка несколько оживила его. Ну и показал же он этому Сейтцу! Он с удовольствием выложил бы все факты, но вдруг их разговор прослушивают? Пинеро долго пробыл в номере один, и он мог где-нибудь пристроить «клопа». По долгу службы, так сказать, а не из личной неприязни к Гундлаху.

Вечером из ближайшего кафетерия Гундлах позвонил Гертелю. Они встретились в небольшом ресторанчике на площади между «Камино Реал» и «Бруно-отель», где жил Гертель. Обьясняя, как обстоят дела, Гундлах передал ему пачку стодолларовых купюр. Гертель деньги взял, но было заметно, что он напуган,

— Лучше бы не надо, Ганс... Как только обман обнаружится, они нас пристрелят без всякой жалости, и Дорпмюллера тоже... Знаешь, что мне это напоминает? Две банды сражаются, а мы между ними с одним пистолетом на двоих.

— Что ж, похоже на правду. А пока, будь добр, принеси телефонную книгу, Петер. Если повезет, мы узнаем один телефон.

— Чей?

— Архитектора Глэдис Ортеги. Она живет легально, и, значит, найти ее можно.

Гертель взял со стойки бара невероятно растрепанную телефонную книгу. В этом городе с миллионным населением проживало несколько десятков человек по фамилии Ортега, и среди них «Ортега Мигель, архитектор», но женщины по имени Глэдис Ортега они не обнаружили. Гундлах подумал, что, возможно, Мигель Ортега — ее муж. Но Гертель покачал головой: в Латинской Америке замужняя женщина продолжает носить свою девичью фамилию, поэтому у супругов они разные, а дети получают как бы двойную фамилию, и отца и матери, что в третьем поколении опять меняется — по той же причине... Он нервничал и был поэтому столь многословным.

— Все равно попробуем.— Гундлах выписал номер телефона.— Знать-то они друг друга могут.

В половине девятого они вышли из ресторана и спустились по ступенькам, освещенным неоновым светом, в подвальчик. Бар назывался «Лагуна верде». Он был пуст, и хозяин ставил уже стулья на столики. Гундлах спросил американского виски, сел со стаканчиком к телефону, а Гертель включил за его спиной музыкальный автомат. Им повезло, снял трубку сам Мигель Ортега. Он действительно знал свою однофамилицу и коллегу, но не желал ни номера телефона сообщить, ни адреса назвать.

— С кем я говорю?

— Я архитектор из Страсбурга,— ответил Гундлах по-французски.

Местная интеллигенция из иностранных языков отдавала предпочтение именно французскому. Возникла пауза. Назвавшись французом, тем более из Эльзаса, где говорят с жестким акцентом, Гундлах мало чем рисковал: он говорил по-французски с элегантностью и знанием тонких нюансов.

— Вы приехали к нам как архитектор? — спросил наконец Ортега.

— Как турист, месье. Но я также член комиссии по гражданским правам...

Это оказалось доводом убедительным. Номера телефона Ортега так и не дал, спросил, как позвонить Гундлаху, и пообещал вскорости перезвонить.

— Прошу вас, не заставляйте меня долго ждать. По известным причинам я говорю не из отеля, а из бара, откуда мне скоро пора уходить. Вы понимаете...— Он положил трубку.

Оба посмотрели на часы. Без двадцати девять. Такси не вызовешь. Машина Гертеля стоит за углом, лучше сразу поехать в отель и переночевать там вместе.

Минут через пять зазвонил телефон. Голос был, несомненно, ее. Гундлах представился как Жан Рокемон, паспорт на это имя достал ему Гертель.

— Вы... прибыли из... Франции? — По-французски она говорила неуверенно, подыскивая слова.— О чем вы... хотели... со мной поговорить?

— По важному и отнюдь не личному делу. Не могли бы мы встретиться завтра, по возможности рано утром?