Миссия доктора Гундлаха

22
18
20
22
24
26
28
30

— То же самое мне говорил Пинеро.

— Как вы можете сравнивать?! — Она сидела, подперев подбородок ладонями и опустив глаза, словно вести разговор ей было трудно.— Пинеро — жалкий прихвостень тех людей, которые владеют у нас всем. Мы боремся за справедливое дело. Мы воюем с теми, кто методично и безжалостно уничтожает наш народ. Ведь то, что они делают с нами, есть самый настоящий геноцид! Мы вынуждены бороться, нам навязали эту войну. А нас называют террористами, «длинной рукой Москвы»... Какая чушь!

Она так наморщила свое лицо с крупным ртом и высоким открытым лбом, что оно стало едва ли не отталкивающим.

— Я вас понимаю,— сказал Гундлах,— но поймите и меня. Легче бороться с винтовкой в руках, чем вот так сидеть и ждать своей участи.

Глэдис Ортега покачала головой.

— Нет, сеньор Гундлах. Этого нам от вас не нужно. Наши зарубежные друзья не раз высказывали желание сражаться на нашей стороне... Недавно с такой просьбой пришли два североамериканца, и мы с уважением отнеслись к их желанию, но мы им отказали. Это борьба наша, и по вполне очевидным причинам мы хотим вести ее сами. Рук, готовых взяться за оружие, много... Не хватает как раз оружия. И об этом я собираюсь с вами говорить.

— Чего же вы от меня хотите?

Сеньора Ортега помолчала несколько секунд, приоткрыв рот и обнажив влажные крупные зубы.

— Меня посылают за океан, в Западную Европу. Моя задача: добиться там понимания целей нашей борьбы и нашего нынешнего положения. Смена руководства в Штатах только обострит ситуацию. Мы должны предпринять встречные шаги. Многие из наших поедут в разные страны. У нас сложилось мнение, что вы могли бы сопровождать меня.

Гундлах опешил. Это было слишком неожиданно. Он с ней в такой поездке? Помимо деловой стороны, предложение заманчивое. Несмотря на свою подчеркнутую деловитость, женщина эта — чистой воды искушение.

— Сопровождать? — выдавил он из себя.— В качестве переводчика? Или специалиста по рекламе?

— В качестве человека, много здесь пережившего, не стесняющегося говорить правду и, как нам кажется, сочувствующего нашему делу. Что вы на меня уставились? Вы недовольны?

Гундлах порылся в карманах.

— Куда же я поеду с таким паспортом?

Его слова развеселили сеньору Ортегу. Она не улыбалась, но Гундлаха поразило, как быстро меняется у нее настроение.

Он положил перед ней французский паспорт, выданный на имя Жака Рокемона, родившегося 11 декабря 1944 года в Страсбурге. Как ни странно, этот документ уцелел в сумятице последних недель. Паспорт имел солидный вид, на соответствующих страницах — визы некоторых не вызывающих подозрения стран. Есть даже пометка, сделанная в Сан-Хосе, Коста-Рике. Но сальвадорской визы не было.

— Видите? Мы не сможем воспользоваться местным аэропортом.

— Это в наши планы вообще не входит. И мое лицо хорошо известно, и вас те, кому нужно, знают. Нам предстоит путешествие. Доктор Диас считает, что для него вы достаточно здоровы.

Она в общих чертах рассказала, как и куда они доберутся — по крайней мере, на первом этапе. Завтра же они отправятся в северную провинцию Галатенанго, а оттуда, через весь Гондурас, к Карибскому побережью. Пойдут нелегально, с помощью надежных друзей. Из бухты Аматик переправятся в Белиз, далее — с настоящей визой — в Мехико-Сити, главный сборный пункт сальвадорской эмиграции.

Сеньора Ортега сидела перед ним спокойная, красивая и неприступная, как некогда в гостиничном ресторане. Гундлах испытал ощущение подъема — наконец что-то сдвинулось с места. Идея вернуться в Европу все больше нравилась ему.