Миссия доктора Гундлаха

— Ну, набирайтесь терпения, сеньор Гундлах,— сказала Глэдис Ортега.— Отсюда морем пять часов ходу, какие- нибудь семьдесят миль.

Глава 10

Это были не самые легкие часы в жизни Гундлаха. Едва исчезла из виду береговая линия, его начала мучить качка, желудок болезненно сжимался, вызывая тошноту и слабость во всем теле. Лодка шла без света вдоль откатывающейся на восток полосы мертвой зыби, шла как бы под ее прикрытием. Иногда, качаясь подолгу на гребне волны, они сбивались с курса. Это ничего, успокаивала Глэдис Гундлаха, шкипер у них такой, что найдет нужное место с закрытыми глазами. Для сеньоры Ортеги существовал лишь один враг, силы природы вроде ветра, тумана, ливня или волн особенно ее не волновали.

Шкипер действительно попался опытный. По пенящимся волнам лодка вышла прямо к деревянным мосткам, увидеть которые издали было просто невозможно, поскольку они выступали в море метров на двадцать, находясь в тени неизвестного пока, скорее всего лесистого побережья. Шкипер быстро привязал лодку, помог им выбраться и подал багаж. Они пожелали ему счастливого возвращения.

На пирсе их никто не встретил, вокруг было пусто и безлюдно, в таможенном бараке свет погашен, лавки закрыты, ни такси, ни полицейских. Глэдис Ортега с сумкой через плечо энергично прошагала по улицам Пунта Горда и безошибочно отыскала домик, где нашлись вода, кукурузные лепешки и даже несколько консервных банок и гамаки с москитными сетками. Гундлах голода не испытывал, только желание лечь, вытянуть ноги и закрыть глаза. Ему еще долго казалось, будто гамак раскачивается в такт мертвой зыби, а в ушах стучал и стучал мотор; он несколько раз вскакивал среди ночи, пока усталость не взяла над ним верх.

Наутро маленький самолет компании «Майя-эрвей» за небольшую плату доставил их в бывшую столицу Белиз-сити. Чиновнику, удивленному отсутствием визы, объяснили, что на побережье они высадились с яхты, а в Пунта Горда оформить документы было некому. Понять английский, на котором говорил чиновник, оказалось делом непростым, но все же Гундлаху и Глэдис поставили в паспорте печати, позволявшее недельное пребывание в стране. Гундлах понял, почему имело смысл сделать этот крюк. Их тут принимали за отдыхающих, проводящих свой отпуск на островах или на Гловер-рифе, втором по величине коралловом рифе в мире, как явствовало из рекламного плаката.

Номера в отеле обошлись в двенадцать белизских, или шесть американских, долларов. По цене и комфорт. Здание, как и большинство остальных, стояло на сваях — иногда на город накатывали океанские волны. Гундлах принял душ, стукнув несколько раз кулаком по водопроводной трубе, отчего в ней что-то застонало, а потом полились жиденькие струйки воды. Стекол в окнах нет, они забиты наискосок дощечками. Зато по комнате свободно гуляет морской бриз и приятно освежает кожу.

В ресторане на веранде Гундлах нашел тенистое место, купил бутылку «Олд Парр-виски» и попросил принести побольше льда. Усевшись в тени со своим стаканчиком, он огляделся — жизнь здесь была пестрой. Вскоре к нему за столик села Глэдис Ортега, сразу неодобрительно отодвинув в сторону бутылку.

— Я не роскошествую,— сказал он — Виски здесь дешевое Выпейте со мной, окажите любезность.— Он сделал официанту знак принести второй стаканчик.

Глэдис покачала головой.

— По-моему, вас мучает безделье, оттого вы и решили выпить... И зря! Вы уже много помогли мне: благодаря вам мы легко прошли пограничный контроль.

— Спасибо на добром слове. Я действительно не люблю сидеть без дела. Надеюсь, в Европе мне придется работать больше.

Ее темные глаза смотрели на него из-под густых черных ресниц спокойно и решительно, слегка вьющиеся густые волосы обрамляли высокий чисты лоб.

— В Европе вы будете задавать тон,— сказала она.

— Вот как? О каком же тоне идет речь? Имейте в виду, кричать с трибун что-то вроде «Свобода или смерть» там бессмысленно. Пафос у нас нынче не в моде.

— Свобода или смерть — это альтернатива. Вам предстоит оперировать преимущественно цифрами! Нас, например, с минувшей осени стало втрое больше: от восьми до десяти тысяч бойцов. Гораздо больше, чем в свое время на Кубе или недавно в Никарагуа. Это убедительно?

Она заговорила быстро, глаза у нее зажглись. Сама того не заметив, выпила стаканчик виски, поставленный перед ней.

Она говорила о том, что у революционных войн свои законы, приводила примеры из истории, вспомнила Боливара и заключила:

— А главное, о чем мы должны сказать,— это о воле народа, который не хочет больше жить по-старому, который исполнен решимости покончить с ненавистными убийцами!

Этот взрыв эмоций ошеломил Гундлаха. Он никогда не придавал большого значения словам, но по себе чувствовал сейчас, что если слова исполнены большого смысла и горечи, они действуют. И еще он понял, что Глэдис Ортега — человек цельный, готовый всем пожертвовать ради того, в чем убежден.