Гундлах услышал в голосе Глэдис нотки сомнения. Значит, снова порвалась нить, связывающая их...
К десерту они не притронулись, сладкого больше не хотелось. Гундлах расплатился, и они вышли из закусочной. На бульваре Россио моросил дождь, вечерние огни утонули во мгле. Спустились в метро, проехали три станции. Настроение у Гундлаха испортилось. Глэдис поняла это и попыталась развеселить его шуткой. Они словно поменялись ролями: совсем недавно, в парке, не открывала рта она, а теперь сцепил зубы он. Да, очевидно, приезд в Португалию — ошибка. И время уходит, и деньги.
Что это не совсем так, Гундлах понял в отеле, когда портье передал им конверт с грифом: «Португальское радио и телевидение». Зарубежный отдел приглашал завтра в одиннадцать утра на «круглый стол». Ого! Видимо, дело все-таки пошло! И Лиссабон сразу стал для него городов приятным и гостеприимным.
На другой день они не торопясь прогулялись до телестудии, которая была совсем рядом с Музеем античного искусства. Коридоры телевидения давно никто не подметал, комнаты у редакций крохотные, вид какой-то провинциальный. Им объяснили, что беседу запишут на пленку и в свое время (следовательно, уже после их отъезда) дадут в эфир. Их собеседник — журналист из «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт». В Португалии, дескать, любят жаркие дебаты. Глэдис волновалась: этот еженедельник — рупор американского министерства обороны! Но главный редактор, верткий красавчик по фамилии Фуртадо, вел, должно быть, какую-то свою игру. Ну и пусть — они выскажутся, этого будет достаточно. Только бы Фуртадо все правильно перевел с английского на португальский.
Фамилия оппонента была Бим. Когда Глэдис и Гундлах вошли в студию, тот уже сидел на стуле перед гримером, который успел взбить рыжеватые, мокрые от дождя волосы американца и накладывал теперь тон на лицо. Бим повернулся, и Гундлах вспомнил, где они встречались. Ведь это тот же человек, сухие и нацеленные вопросы которого так смутили Глэдис в Мехико.
— Вас и за океаном встречаешь, и на Европейском континенте,— усмехнулся Гундлах.— Похоже, в вашей стране вы единственный специалист по Сальвадору.
— Почему же, есть и другие.
— Не сомневаюсь.
Они уселись за овальный столик, вспыхнули прожектора; Фуртадо с видом человека непредубежденного сказал несколько вступительных слов. Ему, мол, трудно судить, что привело Сальвадор на грань гражданской войны: то ли внутренние противоречия, то ли влияния мирового коммунизма...
— То ли Вашингтон с его Белым домом, государственным департаментом и зловещим Пентагоном,— продолжила эту мысль Глэдис.
— От своего могучего американского соседа сальвадорцы получают прежде всего экономическую помощь,— перебил ее Фуртадо.
— Помощь наполовину состоит сейчас из поставок оружия для хунты,— сказала она.— Как вам известно, Рональд Рейган намерен поддерживать только те страны «третьего мира», которые следуют за ним. Даже если это фашистские диктатуры. Деньги даются тем, кто держит свои народы в нищете и страхе!
— Но есть еще «русская угроза»,— как бы побуждая Глэдис одуматься, проговорил Фуртадо.— С ней необходимо считаться!
— Бросьте! Страны «третьего мира» — это вам не пешки на шахматной доске международной политики!
Бим пока был в тени. Он внимательно прислушивался к разговору, делал какие-то заметки, склонив набок припудренное лицо. Соединенные Штаты, высказался он наконец с видом человека терпимого, стремятся к компромиссу и приветствуют социальные реформы... Голос у него был высокий, но он старался говорить проникновенно, изборожденное морщинами лицо постоянно меняло выражение: он то склонял голову набок, то словно шел вперед лбом, то выпячивал подбородок, как бы подчеркивая значимость сказанного.
Гукдлах ухмыльнулся: Бим работает головой по-боксерски. Этот парень явно лицедействует: ему, в сущности, совершенно безразлично, о чем говорить, он забыл, когда во что-то верил. «Свободный мир», «новые границы» Кеннеди, «великое общество» Джонсона, «борьба за права человека» Картера — для него все едино, одна ложь не лучше и не хуже другой. Делать деньги, вкусно есть и сладко пить в старушке Европе, писать понемногу и искать приключений с женщинами — вот и все, ради чего он живет. Но ремесло свое он знает неплохо и, прикрытый Фуртадо, фехтует здесь куда увереннее, чем недавно в Мехико. И ему удалось здорово загнать Глэдис в угол: она разнервничалась, у виска появились капельки пота.
— Вам сейчас не позавидуешь, — уверял Глэдис Бим.— Вы рассчитываете на понимание и поддержку со стороны португальской буржуазии, а она сегодня озабочена событиями в собственной стране. Всевозможные политические бури и штормы здесь только-только ушли в прошлое. Я верю в искренность лично ваших намерений, мадам Ортега. Но ваш «фронт» умело распределяет роли. Еще в июне и в июле ведущие коммунисты вашей страны объездили страны Восточного блока, от Праги до Ханоя, чтобы получить материальную помощь и оружие, и повсюду им было что-нибудь обещано. Почему? Да это проще простого! Как только наступает относительная стабилизация, позиции коммунизма ослабляются, стоит же разразиться вооруженному конфликту, как шансы его сразу резко повышаются. Действия радикалов на руку только коммунистам.
— Вы несете вздор, в который сами не верите! — вмешался Гундлах.— Но будь оно даже так, то кто все-таки виноват, что дело зашло столь далеко? Не ваша ли собственная администрация? Это она вооружила хунту и подстегивала ее, чтобы та перешла к военным действиям,
— С какой стати вы это утверждаете?
— Отвечу. Я живой свидетель того, что произошло перед собором в Сан-Сальвадоре.
ebooksa