Большинство этих сообщений ему известно, но он все же перечитывает их: полковник Адольфо Махано, отстраненный в декабре от власти, скрылся в подполье. У него еще есть сторонники. Командующий гарнизона Санта-Аны, второго по величине города страны, убит двумя штабными офицерами. Солдаты подожгли свои казармы и пробиваются к отрядам повстанцев. В городах воздвигаются баррикады. Взорван ряд мостов, нет никакого сообщения между Санта-Аной и портом Ла Уньон, где тоже идут бои. В северной провинции Морасан на сторону повстанцев перешел подполковник Наваррет. Известный до сих пор как человек крайне консервативных взглядов, он со своим спецбатальоном, прошедшим выучку у американских инструкторов, присоединился к партизанам, когда они штурмовали Сан-Франсиско-Готеру, столицу провинции. По радиостанции фронта «Венсеремос» Наваррет обратился с призывом к армии: «Друзья, ваши командиры потеряли всякое моральное право отдавать вам приказы. Не подчиняйтесь больше этой преступной клике, ей место на свалке истории...
Звучит внушительно. Гундлах зачитывает заметку Глэдис. Та его воодушевления не разделяет. Она считает: благоразумие этих господ замешено на том, что им хочется в последний момент оказаться на стороне победителей. Что ж, ей виднее...
Пассажиров снова пригласили в самолет. Они прошли по удручающей полуденной жаре. Гундлах снова обратился к газетам. Пресса Никарагуа проявляла сдержанность, но торжество и энтузиазм угадывались: наступлению партизанских отрядов уделялось больше места, чем в газетах Панамы, но подчеркивалось, что это — если вспомнить о собственном опыте — вряд ли можно счесть решающей битвой.
— Скоро мы будем в Тегусе.
Глэдис назвала столицу Гондураса ее сокращенным именем, как все местные жители, и действительно, минут через двадцать после старта самолет пошел на посадку. Гундлах снова почувствовал тревогу.
Он мысленно повторил, что им предстоит в ближайшие часы: прямо из аэропорта — в шикарную гостиницу «Гондурас-Майя», это для конспирации, там берут напрокат машину, едут по «Межокеанскому шоссе» на юг, потом сворачивают на Панамериканскую дорогу и до Ла Горен, городка у границы Сальвадора. Протяженность границы более 300 километров. В стороне от шоссе она почти не охраняется, а сразу за ней —территория, освобожденная повстанцами, партизанские районы.
Толчок, скрип резины, самолет, покачиваясь, покатил по бетонной дорожке. Снова становится душно, пассажиры, толкаясь, торопятся к выходу. Гундлах берет ручной багаж. Пока к борту подгоняют трап, в самолете тишина, тревога его неизвестно почему еще более возросла. Он убеждает себя, что надо радоваться: как-никак они оправдали надежды, поручение выполнили (правда, точной суммы, которую перевели в Сальвадор с их номерного счета в Швейцарии, он не знал), что немало способствует нынешнему ходу событий! А если рассчитывать позицию на несколько ходов вперед? Все видится как-то неясно, размыто, Тегусигальпа, расположенная на высоте тысячи метров над уровнем океана, встретила их весело полощущимися на ветру флагами. Климат здесь как на курорте — мягкий, воздух напоен солнцем; несмотря на запах керосина, можно уловить аромат цветов и смолистый дух сосен, идущий со склонов окрестных холмов; линия горизонта обозначена зеленой цепью гор.
— Мадам,— обратился к Глэдис чиновник у барьера в таможне,— не соблаговолите ли вы снять солнцезащитные очки?
Глэдис снимает их раздражающе долго, второй чиновник берет тем временем паспорт Гундлаха.
— Как долго вы намерены пробыть в стране?
— Три-четыре дня нам хватит, чтобы развлечься и посетить Копан,— произносит она несколько в нос, с французским акцентом.— В крайнем случае — неделю.
— Вы путешествуете вдвоем?
— Я переводчица месье Рокемона.
«Ее небрежный тон нарочит,— думает Гундлах,— человек с чутьем ее живо раскусит...» Паспорта уносят, и это еще больше обеспокоило Гундлаха. Да что это с ним?! Они с Глэдис чуть ли не в двадцатый раз пересекают границу, после Цюриха в паспорте проставлено пятнадцать печатей, и никогда ничего худого не случалось, все обойдется и здесь. Но почему же их не пропускают? За спинами собирается очередь не прошедших досмотра пассажиров. Глэдис и Гундлаха приглашают пройти в другое помещение, вежливо проводят сквозь вертушку в кабинет за дверью с матовыми стеклами. Навстречу поднимается офицер, корректный и подтянутый, пограничник или таможенник. Перед ним на письменном столе документы, на стене — писанный маслом портрет президента, какого-то генерала.
— Что-нибудь не в порядке? — спрашивает по-английски Гундлах.
— Ваша цель, мистер Рокемон, знакомство с руинами Копана?
Гундлах откашливается.
— Если вы не возражаете.
— О, я ничего против не имею.
Офицер перелистывает странички паспорта Гундлаха. Вносят их багаж.
ebooksa