Миссия доктора Гундлаха

— Это вы, Гундлах? — донеслось из приемника.— Где Джексон?

— Мы его выбросили за борт. Плывет теперь к Исла Тигре.

— Что это значит? Вы что, спятили?

— Он начал стрелять в нас, нервы, наверное, не выдержали... По этой самой причине нам пришлссь с ним расстаться.

— Если он утонет, ты мне за это заплатишь, Гундлах.— Голос Пинеро сорвался на фальцет.

— Нет, тогда мы будем всего лишь квиты. Это тебе пока что за Гертеля!

Глава 12

Двадцать минут спустя они услышали рокот самолета. Он вынырнул из-за вулкана Кончагуа. Эх, хоть какой-ни-будь берег, под который можно нырнуть! Но слишком поздно — пилот их обнаружил! «Мажистер» с ревом спикировал на лодку. Море за кормой вскипело от пулеметной очереди Гундлах упал ничком на палубу, пытаясь найти укрытие за ящиками и совсем забыв о том, что в них патроны Что-то ударило его в левое бедро... Но вот шум и рев постепенно затихли, «мажистер» удаляется. Гундлах осторожно поднимает голову. Лодка пока что держится на плаву, хотя в пробоины от пуль с бульканьем входит вода И даже мотор работает! Его зазнобило; пахнет паленым деревом, и от этого запаха Гундлаха начинает поташнивать. Просто чудо, что они спаслись! Как это ни одна пуля не попала в ящики со взрывчаткой или патронами? Да, но левая нога совсем онемела и не слушается. Приподнялся на руках, чтобы сесть, и тут его пронзила жгучая боль...

В следующий момент днище лодки заскрежетало по песку и гальке. Гундлах на какое-то время потерял сознание, а когда открыл глаза, обнаружилось, что он лежит в высокой траве. Почва здесь твердая, вулканическая. Шкипер перевязывает ногу; распорол штанину, толстым слоем намотал на рану бинты, попытался из ветки сделать что-то вроде шины. Значит, рана не сквозная, перебита кость... Ничего, осенью рана была посерьезнее. Шкипер говорит, что пробоин много, но их, наверное, удастся заделать еще до отлива. Если хорошенько разобраться, они дешево отделались. В основном пулеметные очереди ушли в воду...

Всходит луна, слышно, как всплескивает прибывающая вода, стрекочут цикады. Гундлах отбивается от москитов и замечает, что Фернандес обложил его грудой каких-то вещей и коробками. Приподнявшись на локтях, увидел помигивающие через неравные промежутки времени огни двух маяков у Пуэрто-Аманалы, это в шести морских милях на северо-восток отсюда. В бедре саднящая боль, его морозит, время от времени даже зубы клацают, но сознание ясное.

Фернандес сказал, что островок необитаем, значит, здесь нет никаких партизан. Но до главного острова, где они укрепились, всего пол-кабельтова, а это, если на сей раз память Гундлаху не изменяет, сто восемьдесят пять метров, десятая часть морской мили.

— Передай партизанам, чтобы они меня забрали отсюда.

Шкипер кивает, делает ему укол в руку. Потом еще один. Ампул достаточно, Пинеро позаботился обо всем. Постепенно боль в бедре ослабевает, терпеть можно. Ночь теплая, лунная. Приятная, можно сказать, ночь, если бы он не был ранен и не был у черта на рогах, в самой восточной точке территории Сальвадора. Но уверенность в удачном исходе дела его не оставляет.

Сегодня он был в полном порядке, это факт! А у янки все полетело к чертям. Четвертая жизнь Гундлаха, бывшего якобы у них на содержании, лопнула как мыльный пузырь. Сколько она длилась? Всего пару часов, которые он провел в Манагуа, когда пытался обмануть шефа полиции. Положим, не очень-то старался, и все-таки... Зато какой блестящий нашелся выход! Глэдис на свободе!.. Оружия и лодки янки не видать как своих ушей!.. И все последующие шаги тоже ясны. Он присоединится к партизанам, подлечит рану, а потом уж найдет способ перебраться на континент к Глэдис. А потом? Может быть, появится возможность попасть в другое немецкое государство и опубликовать там свои свидетельства очевидца... Во всяком случае, обратного пути нет и не будет.

Заснуть не удается. Фернандес уже давно отчалил от островка, теперь надо только ждать. Проклятый озноб... Пальцы рук окоченели, ощущение такое, будто у него пониженная температура, полный упадок сил. Это что, туман над морем? И вдруг он начинает понимать, что не все идет, как хотелось бы. Почему не возвращается Фернандес? Почему нет партизан с главного острова, ведь до него каких-то двести метров? Почему они медлят? Пусть он их не очень интересует, но ведь ящики-то с оружием и боеприпасами им нужны! Или у них нет лодки?.. Лодка есть у Фернандеса... И вдруг с обостренной горячечной прозорливостью Гундлах догадывается, почему никто не спешит ему на помощь. Там, на главном острове, никто о его существовании и не знает. Фернандес подлатал лодку — и прямиком возвращается домой. Когда шкипер обкладывал его всеми этими ящиками и коробками с оружием и провиантом, когда принес свои одеяла, собрал автомат и не забыл оставить «уокитоки», он тем самым как бы оправдывался перед самим собой за то, что оставляет раненого без помощи. Странно, однако Гундлах сейчас почти не держал на него зла. Что их связывало, если вдуматься, кроме этой минутной борьбы с Джексоном? Фернандес понял, что впутался в очень серьезные дела, за которые можно не сносить головы. Ему-то за что расплачиваться?!

Гундлах решил доползти до западной оконечности островка, чтобы выстрелами в воздух привлечь к себе внимание или хотя бы разложить костер, но в это время в небе раздалось жужжанье вертолета. Ясно: ищут именно его, и никого другого; он не удивился бы, выйди сейчас из кабины Георг Дорпмюллер собственной персоной. Ведь в распоряжении сальвадорского филиала РИАГ имеются целых два вертолета...

Неожиданно заработал брошенный «уокитоки»:

— «Рыба», «Рыба», ответь нам, мы тебя видим...

Голос не Дорпмюллера, а Пинеро. Значит, вновь предстоит борьба. Ничего — теперь они должны понять, что лучше его отпустить подобру-поздорову. Он скажет им сейчас про пленки, находящиеся у Маклина... На такой скандал они не пойдут! Гундлах выходит на связь:

— Алло, «Паук»! Сожалею, но что-то забарахлил передатчик... Слушаю вас.