Сопровождает группу австралиец Маккензи, соавтор открытия. Здоровенный рыжий детина, разговаривает как с глухими — за сто метров слышно. Очень богат: и овцы, и банки, и еще что-то. Объездил весь мир, на все плюет. Никогда не знаешь, что он может выкинуть.
Еще едет народ, ассистенты, помощники. Насколько журналистов, Брегг, например, американец. Малоприятный тип.
Ну, вот и все, наверное.
Время уже двенадцатый час, а завтра в девять надо быть на вокзале. Выезжаем в Монако.
Ты позванивай в редакцию. Если буду по телефону что-нибудь передавать, пару слов скажу и для тебя.
Зойке привет. Скажи, если ты, шелопай, на ней не женишься, пусть выходит замуж за меня.
До свиданья, Андрейка, иди в газету, послушайся меня. Желаю тебе всего.
Обнимаю тебя, брат, пиши, не забывай.
Твой Юрастый.
ГЛАВА 3. АРГОНАВТЫ
В ожидании обеда гости толпились на террасе отеля, попивали аперитивы, виски с водой.
Внизу, в главном зале ресторана, звучала музыка, иногда в нее врывался низкий густой звук пароходной сирены. Звенели бокалы.
Гостей было немного — участники научной группы, кое-кто из местных ученых, живших на Побережье, руководители монакского туризма, два дипломата, три бизнесмена — деловые знакомые Маккензи, поскольку прощальный обед в честь экспедиции ЮНЕСКО устраивал он.
Первый тост провозглашал Маккензи.
— Речь идет о величайшем в истории человечества открытии! — орал он, высоко подняв бокал.— Само-то оно, человечество, не знает, от кого произошло. Но, это еще полбеды. В наше смутное время мало кто уверен в подлинности своих родителей. Ха! Ха! Ха! — Маккензи обвел присутствующих слегка захмелевшим взглядом.— Главное в другом, главное, что человечеству ровным счетом наплевать на это дело! Ровным счетом. От обезьяны, так от обезьяны, от крокодила, так от крокодила. От медузы? И то сойдет. И что с ним будет — с человечеством, ему, человечеству, тоже наплевать. Лишь бы его поколение не трогали. Да! Только мы — ученые, аргонавты науки, тратим свои силы и средства на благо человечества. Экспедиция, которую я имею честь сопровождать, уплывает в прошлое, в далекое прошлое, в преддверие каменного века. Я не сомневаюсь в том, что найденный в Австралии человек действительно был первым. Да! Мы докажем это. Каждый народ в чем-то был первым.
— Вы вот, русские,— Маккензи положил свою громадную ладонь на плечо сидевшего рядом Шмелева,— первые в космосе, вы, американцы,— он опустил другую руку на плечо Холмера,— первыми изобрели эту чертову штуковину, атомную бомбу, а вы, французы,— и он повернулся в сторону Левера,— вы...
— ...Мы открыли женщину,— воскликнул Левер,— это твёрдо установлено. Так что вам, австралийцам, только и остается теперь, что открывать человека.
Зазвучал смех, возгласы. Маккензи, похлопывая всех по плечам, обходил гостей. Официанты с блюдами наготове, жались к стенам, пропуская грузного амфитриона[1].
Потом с бокалом в руке поднялся Левер.
— Господа,— начал он,— дамы и господа! Вряд ли я смогу прибавить что-нибудь к блестящей речи, только что произнесенной моим другом Грегором, речи, отличавшейся столь же глубоким и ясным смыслом, сколь и изящной формой.— Левер жестом остановил шум, только Маккензи бормотал себе под нос: «Негодяй, каков негодяй?», глядя на француза умиленным взглядом.— Господа, мы действительно, подобно древним аргонавтам, отправляемся в дальнюю дорогу. Правда, дорога эта пролегает не в Колхиду, а в обратную сторону. В стране, куда держим путь, мы увидим золотое руно. Не тот жалкий клочок, который обнаружили у цели Ясон и его спутники, а настоящее золотое руно — руно австралийских овец. Доказательством чего служит этот обед.— Раздался смех, аплодисменты. «Ох, негодяй!» — повторял довольный Маккензи.