— Видишь, карабин автоматический какой, — говорит Грабарь.
— Где карабин?
— Вон, на плече несет.
— Так это ж вилы!
— Само собой. Это белорусский автоматический карабин — за раз пять дырок делает.
— А белорусская пушка тогда как выглядит?
— Топор это, — отвечает Грабарь. — В лоб ляснешь — конь свалится!
С луга идет к нам группа девчат с граблями. Юбки подоткнуты высоко, рубахи взмокли от пота. Тряся цыцками, маршируют мимо нас, оставляя за собой густую волну вони: пот, гниль, лук, навоз. Оглядывают нас внимательно коровьими глазами, пустыми, безо всякого выражения, и идут дальше, зазывно колыхая бедрами.
— Ганка, косу заплети! — орет Грабарь.
Одна касается ладонью спины.
— Да не сзади, спереди!
— А чтоб на тебя лихоманка! — огрызается Ганна.
Остальные девчата улыбаются, показывая розовые десны и ровные рядки здоровых, белых зубов.
— Приходите, кто захочет, к Акулине! Позабавимся! — кричит вслед Грабарь.
— Добре! — отвечает одна издали.
Мы по-прежнему сидим на камне. Наступает теплый весенний вечер. Темнеет. Грабарь встает, стискивает кулаки, потягивается, аж кости трещат.
— Ну, пошли! Позабавимся — первая категория!
Идем узкой кривой улочкой в глубь деревни. Тут все настоящее: вонь, грязь, голод. И женщины — если красивые, то красивые, а если уж гадкие, так гадкие. Во всей деревне не найдешь ни корсета, ни парика, ни искусственных зубов. Разве только немного есть румян, пудры и помады. И то хорошо, если в половине семей, кто побогаче или родных в местечке имеет.
8
Ночь теплая и тихая. Небо черное, усеянное множеством ярких звезд, и в свете их видно ясно и далеко. Сижу, свесив ноги, на краю обрыва в несколько метров. Под ним проходит тракт с Ракова до Минска. В левой моей руке — карманный фонарик, в правой — заряженный парабеллум.
ebooksa