Стемнело… Ветер выл в снастях и море бушевало, попрежнему грозное и тяжелое. Мокрый и, должно быть, несчастный, я вызвал в турке сострадание.
— Иди в кубрик, гостем будешь, — сказал Сейфи.
Я оглянулся на Вострова. Удовольствие очутиться на баркасе мне не улыбалось. Хотя шхуну сильно кидало, но после баркаса она мне казалась покойной и уютной. Сумерки обступили нас плотно. Берег исчез в неясной темноте.
Сейфи шевельнулся у штурвала и сказал:
— Гостем будешь. Ты чего думаешь? Ты — гость мой.
Не верить ему нельзя было. За ним была вся прелесть восточной честности, восточного гостеприимства. Я верил. Я не мог не верить.
Мы пили терпкое виноградное вино в каюте Сейфи, сидя на ковре. Керосиновая лампа качалась из стороны в сторону, и тени двигались по стенам. Иващенко стоял на палубе, отбывая свою часовую вахту. Наш баркас шел на буксире.
Так было до утра, когда волнение немного стихло, и мы увидали судакский маяк, куда любезно вез нас Сейфи.
В память об этой ночи я храню расшитую бледными шелками тюбетейку, подаренную мне самим Сейфи, главой крымских контрабандистов, за мои рассказы о далекой Москве. Эту тюбетейку вышивала жена Сейфи — Гюлькиз, что по-русски значит «девушка-роза». О ней Сейфи говорил словами, которые могут сравниться только с напевностью библейской «Песни Песней»… На тюбетейке была вышита нежная роза.
…Когда мы сели в баркас и ветер надул парус, Востров посмотрел на- меня тяжелым стальным взглядом.
— Так, значит… Турок тебе дороже меня. Так и запишем…
— Чего ты, Востров?
— Для меня позор, а ты с ним всю ночь, как с другом, говорил.
— Он и друг мне.
— Врешь! Не может контрабандист другом быть хоть на минуту. Контрабандист советскую власть подрывает, для меня он — преступник.
— Чего же ты не арестовал его?
— Не было законных оснований. Теперь — закон.
В Судаке на пляже шевелились голые курортники. Я выскочил на берег, такой мягкий, что он словно заплясал подо мною, и с грустью поглядел на море. Востров, не прощаясь, ушел с красноармейцами.
Небо было, как раковина, — розоватое и нежное. Мне показалось, что вдали я вижу парус «Двух Друзей»..