Всемирный следопыт, 1927 № 02

22
18
20
22
24
26
28
30

Стефан Коце

В СТРАНЕ КЕНГУРУ

Трудовые приключения ковбоя-добровольца в австралийских кустарниках.

Очерки

В № 6 «Всемирного Следопыта» за 1925 г. уже был помещен отрывок из очерков Стефана Коце под названием «Австралийские охоты», в котором, между прочим, описывалась охота на кенгуру. Редакция «Следопыта», давая ныне полный текст этих интересных очерков, включает и рассказ об этой охоте в новой обработке, имея в виду расширившийся круг читателей нашего журнала и из соображений полноты описания природы и быта этой части Австралии (Квинсленда). Окончание этих очерков, вместе с картой Квинсленда, мы дадим в следующем номере.

I. Путешествие вглубь страны и бой с москитами.

Мне предложили место рабочего-волонтера (без содержания) на большом скотоводческом ранчо (ферме), а так как я сгорал желанием познакомиться с жизнью австралийских колонистов, то немедленно собрал свои пожитки и отправился на станцию железной дороги.

Через пять часов езды я очутился на конечном пункте дороги, который состоял из досчатого станционного здания и полуразрушенного трактира, где я впервые познакомился с диетой кустарниковой жизни. Обед при 45° Цельсия в тени состоял из очень старой, жесткой солонины, нескольких огромных кумала (род сладкого картофеля) и горячего, черною как смола, чая.

Громоздкая карета британской почты стояла у дверей, готовая к от езду. Она была запряжена четверкой самых тощих, каких я когда-либо видел, кляч. Положительно невероятно, до какой степени может исхудать в период засухи австралийская лошадь, теряя при этом лишь незначительную долю своей трудоспособности. Усталые глаза, грязная шерсть, резко обозначившиеся ребра, торчащий, острый, как лезвие ножа, позвоночник, при этом старая, во многих местах зачиненная сбруя и невозможно расшатанный экипаж под командой бородатого загорелого хромого человека, — нет, британская почта совсем не вызывала во мне восторга!

Подражая кучеру, я оделся, как полагается в кустарниках: надел пеструю шерстяную рубашку, открытую на шее, английские кожаные штаны, первоначальная окраска которых переменила последовательно все цвета, пока не стала коричневой, широкополую шляпу и сапоги на босу ногу. По праздникам такой наряд дополняется пестрым платком вокруг шеи, а в дождь надевают пиджак. Вообще же, жители кустарников никогда пиджаков не носят.

Нам предстояло проехать в нашем отвратительном экипаже пятьдесят миль до Майтауна, находившегося по ту сторону водораздела, в центре старого золотого прииска. У меня, наверное, сердце выскочило бы на ухабах, не догадайся я пройти значительную часть дороги пешком. Я взобрался на козлы рядом с возницей, и мы исчезли в огромном облаке пыли, поднявшемся вслед за нами на извилистой дороге.

По обе стороны, насколько хватает глаз, расстилался степной ландшафт, — высохшие пастбища, на которых там и сям стояли корявые деревца, изуродованные безжалостным солнцем, истрепанные неумолимыми степными ветрами. Это были эвкалипты; их скудная листва не давала никакой тени: и не прикрывала уродства словно вывихнутых ветвей. Они были похожи на толпу призраков, ломающих в отчаянии руки, а вся степь казалась мне какой-то долиной ужасов. Душная знойная тишина, отсутствие всяких голосов животных, яркое, жутко-белое освещение, сожженная жаждущая земля и вдали голые холмы, усеянные черными гранитными глыбами, — все это сливалось в какой-то жуткой гармонии, основным тоном которой была безнадежная, бездушная дряхлость.

Термометр показывал 50° Цельсия, но унылый ландшафт вызывал во мне озноб.

Возница оказался настолько снисходительным, что скрашивал об’яснениями окружавшую нас безмолвную трагедию, в промежутках между ругательствами и проклятиями, которыми он награждал своих спотыкавшихся кляч.

Мы доехали до русла высохшей реки и поехали шагом по рыхлому песку.

— Видите вон это большое дерево, — сказал возница, указывая на огромный ствол, лежавший на земле. — Мы нашли там однажды труп одного бедняги. А вот здесь, — и он указал на холмик под деревом, — мы его похоронили. Вон, смотрите, там стоит число и его имя: «Танталус», 15/ХН — 19 г.

— Видите вон это большое дерево, — сказал возница, указывая на огромный ствол, лежавший на земле. — Мы нашли там однажды труп одного бедняги…

— Танталус! — повторил я удивленно.

— Да, странная фамилия. Но путешественник, который ехал тогда со мной, вырезал ее сам на дереве. Имени погибшего он не знал. Да, ужасный конец был у этого бедняги…

И возница, набив свою трубку, уселся на козлах поудобнее и принялся рассказывать:

— День был такой же жаркий, как сегодня. Едем мы с ним так же вот, как сейчас, и вдруг мои лошади чего-то испугались и бросились в сторону.

«Что такое! Что там!» — закричал вдруг мой пассажир. Я оглянулся, — это был труп молодого человека, которому придавило ноги упавшим деревом. Мы подошли к нему. Недалеко от него лежал винчестер и длинный нож в кожаном футляре. «Охотник на кенгуру», — сказал я про себя. — «Лег в тень отдохнуть, а дерево упало на него». Это было совершенно ясно. Рядом с ним лежало самодельное лассо, связанное из разорванной рубашки. Для чего оно ему было нужно? Мы скоро поняли и это. Бедняга не мог двинуться с места. Ноги сломаны, ни помощи, ни воды. Когда настал полдень, дерево не могло защитить его от солнца. И потом муравьи… о, да! — муравьи… Танталус сделал лассо, чтобы попытаться подтащить к себе либо ружье, либо нож. Я не знаю, зачем! они были ему нужны… Но, видно, не достал. А сколько он времени мучился, пока жажда, боль и муравьи не доканали его, — кто знает! Тело его выглядело ужасно, когда мы нашли его, потому что эти проклятые муравьи… — и рассказчик злобно плюнул в песок.