Всемирный следопыт, 1927 № 02

22
18
20
22
24
26
28
30

Бродя по бесконечным тропам кустарников с жалким узелком за спиной и собакой в качестве единственного спутника, они вечно видят перед собой смерть. И чем больше они странствуют, тем больше избегают человеческого общества, тем больше теряют охоту к труду, тем равнодушнее относятся ко всяким соблазнам… Обреченные всю жизнь быть пленниками этой сожженной солнцем степи, они безвольно скитаются по ее просторам. И в такт усталого шага отупевшая мысль по привычке повторяет все одно и то же: «Вот что надо было сделать. Вот что могло из меня выйти»…

Кто представляет себе жизнь на скотоводческой ферме в виде ряда разбойничьих и охотничьих приключений, как это делал я, тот жестоко ошибается. Это — почти непрерывная работа топором и лопатой, бесконечные поездки верхом по палимым солнцем равнинам, постоянные ночные бодрствования и прочие «удовольствия» в таком же роде. Живя на ферме, надо все уметь: чинить заборы, вытаскивать из болота увязнувшего быка, доить коров, травить диких собак, чинить седла и т. д. Только в определенное время года, после периода дождей, ковбой исполняет свои собственные обязанности. Он по две недели кряду раз’езжает верхом по кустарникам, пока не загонит всех намеченных телят и коров.

* * *

Прежде чем приступить к накладыванию тавро на телят, надо было об’ездить несколько молодых лошадей. Вряд ли можно назвать «охотой» загон молодых лошадей в огороженное пространство. Но я не знаю лучшего спорта, чем скакать за табуном несущихся жеребят, заходя им то с левого, то с правого фланга, то наперерез им, чтобы загнать, наконец, в ворота загона, где они, дрожа и фыркая, бьют землю копытами и обнюхивают, тревожно вытягивая головы, столбы загородки.

После этого начинается «обламывание». Один из жеребят отделяется и загоняется в отдельную изгородь, где ему накидывают на шею лассо. После этого его щекочут и гладят длинным шестом. Жеребенок все время с бешенством бросается на своего мучителя, но тот пользуется всякий раз случаем, чтобы опутать ему ноги и шею. Наконец, животное не может больше двигаться, потому что каждое движение все туже затягивает петлю на шее или валит его с ног. Хорошенький способ «учения»!..

Жеребенка загоняют в отдельную изгородь, где ему на шею накидывают лассо, и начинается «обламывание»… 

Когда жеребенок немного успокоится, его седлают, взнуздывают, и об’езжающий взбирается ему на спину. Брыкаться он не может, потому что петля затягивается у него на шее, но он кусается, бросается на землю и катается по ней до тех пор, пока, наконец, измученный, не сдается окончательно… Тогда у него снимают с шеи лассо, отворяют ворота и он мчится на волю, в кустарники. Простор подстрекает его еще раз попытаться освободиться от своего мучителя. Но это ему не удается, и он после долгой скачки возвращается в загородку, покрытый пеной, но послушный поводьям. Огонь строптивости в его глазах уже погас.

На другое утро процедура повторяется. Но худшее уже позади, и через несколько дней жеребенок заносится в книги в рубрику «объезженных лошадей».

* * *

В это время года, ночью, ковбой, пожираемый москитами и муравьями, спит на земле, а утром, еще до рассвета, отправляется по сырой траве, дрожа от холода, ловить лошадей. Потом наступает бесконечный знойный день, почти всегда без воды. С ослепленными ярким солнцем глазами ковбой то мчится галопом по лесу, с опасностью сломать себе шею, то плетется в густом облаке едкой пыли за медленно двигающимся к ночному лагерю стадом, надрывая пересохшую глотку, чтобы подогнать отстающих коров.

Ночью стадо часто приходится сторожить, потому что изгороди есть не везде. Смертельно усталый ходит ковбой кругом стада, и считает себя счастливым, если: скот лежит спокойно. Звезды «Южного Креста» медленно движутся по небу и, наконец, показывают полночь. Смена. Камнем падает ковбой на землю и засыпает…

И вдруг — громкий крик. Спящего трясут за плечо, он вскакивает, протирает глаза… Поздно. Костер почти совсем погас. Издали доносится шум, похожий на гром. Земля дрожит. Стадо исчезло.

«Стампид»!…

Ковбой схватывает обороть и кнут, которые лежат рядом с «подушкой» (полмешка муки), и бросается во мрак. Он ловит первую попавшуюся лошадь, распутывает ей ноги и мчится через лес, доверяя целость своих коленных чашек и даже жизнь разуму животного.

«Стампид»!.. Ковбой схватывает обороть и кнут и бросается во мрак. Он ловит первую попавшуюся лошадь и мчится за обезумевшим стадом, стараясь оттеснять испуганных животных от опасных мест.

Мчится ковбой. Вблизи кто-то падает, конь и всадник лежат на земле, но останавливаться некогда.

Скоро в темноте ковбой различает встревоженное стадо. Пришпорив лошадь, он проносится мимо бегущего стада и об’езжает его с фронта. Лошадь худа, хребет ее остр, как топор, а скакать приходится без седла! Ковбой наклоняется вперед, цепляется за гриву и мчится в темноте. Стволы деревьев мелькают жутко близко, словно телеграфные столбы мимо курьерского поезда. Всадник заходит с фланга обезумевшего стада.

На пути бегущего стада — высохшее ложе реки с подмытыми берегами. Если стадо пронесется туда, — на утро будет только груда трупов. Ковбой оттесняет стадо от опасного места и продолжает гнать его все кругом и кругом, пока уставшие животные не остановятся.

Один из ковбоев, отчаянно смелый юноша, в пылу скачки очутился впереди обезумевшего стада. Чтобы спастись, он погонял свою лошадь изо всех сил, но лошадь была настолько измучена, что бежала все тише и тише… Утром был найден труп ковбоя, раздавленного стадом.

Трудно сказать, что так пугает иногда скот. Совершенно внезапно посреди самой тихой ночи спящим стадом овладевает панический ужас; и не успеет ковбой опомниться, как сотни и тысячи голов скота обращаются в бегство.

Вероятно, начинается с того, что какое-либо животное вздрагивает во сне от укуса насекомого или слабого, но неожиданного звука. Соседним животным передается это движение: какой-нибудь бык шарахается в сторону — и пугает других, сонных, не понимающих, в чем дело.

Опытные люди говорят, что если скот удастся провести благополучно в течение первых двух недель, опасность «стампида» уже исключается.

Когда скот перегоняют на продажу в города или к огромным холодильникам, погонщики по двадцать часов не слезают с седла, а передвижение продолжается часто целый год или даже полтора. Но человек привыкает ко всему. И если дорогой встречается река или пастбище с хорошей травой, то погонщик даже отдыхает. Закон требует, чтобы стада совершали не меньше шести миль в день. Но в обязанности погонщика входит также добывать, где только возможно, траву для своего голодного стада, и он даже крадет ее всюду, где ухитрится.

Если трава не попадается долго, изголодавшиеся животные начинают отставать, и когда кнут не может больше заставить их двигаться, — отставших бросают издыхать в степных песках. Если погонщик носит с собой среди прочего своего имущества еще и сердце, то ему приходится очень тяжело…