Когда мы сняли колпаки в камере, первым заговорил Сканлэн:
— Чорт меня возьми, если я когда-нибудь выйду на прогулку без моей шестизарядной игрушки!
— Что вы думаете, профессор, о смехе? — спросил я.
Но Маракот только пожал плечами.
Я долго не мог успокоиться. Наши колпаки не пропускали звуков, а между тем мы слышали звук, подобный громкому смеху. В чем же дело? Галлюцинация? Но слышали все трое.
Я не выдержал и заговорил об этом с Билем. Не так упорно, как я, но он тоже думал о происхождении звука, строил самые фантастические гипотезы и тут же разрушал их. Мы решили взять в работу профессора и поставить вопрос ребром.
Так мы и сделали. Маракот улыбнулся.
— Я не исследовал этого дела, — ответил он, — и не могу дать вам точного и исчерпывающего ответа. Каково может быть происхождение звука?.. Вам не приходилось во время путешествия по дну касаться колпаком какого-либо твердого предмета? В этом случае при всей своей упругости колпак издал бы звук, и колебания передались бы через воздушную среду в ваше ухо.
— Но все трое, сразу…
— Верно. Но главное, что говорит против этого предположения, это характер звука. Получился бы звук удара, но не смех. Самое вероятное предположение таково: звук издал какой-то прибор, подобный колоколу, созывающему атлантов в случае опасности. Ведь колокол передает звуковые вибрации сквозь звуконепроницаемый колпак. Изобретенье такого аппарата сделано не нашими хозяевами, а их отдаленными предками в период постройки города. Почему бы в зданиях не могли быть установлены такие приборы — хотя бы для предупреждения хозяев о вторжении посторонних, — и один из них в черном дворце не мог случайно притти в действие от нашего прикосновения к приемнику сигнализации? Что касается тембра звука, то это вопрос длины его эфирной волны, частоты колебаний. Наконец этот звук могло издать какое-нибудь морское создание, неизвестное нам. Разве наша наука, которая частенько бродит в потемках, знает что-нибудь о распространении колебаний порядка радиоволн? Вы, Биль, хорошо знаете технику радио, а сможете ли вы объяснить мне кратко и ясно принцип передачи волн на расстояние?
— Хм… волны — это…
— Не пытайтесь. Я тоже не могу. Да и никто пока не может… Научная мысль работает неустанно, вырывая у природы ее тайны, но много еще остается неизведанных уголков в природе.
— А как вы думаете, раскроют когда-нибудь все тайны? — спросил Биль.
Маракот пожал плечами и усмехнулся:
— Мы-то с вами не доживем до этого времени. Эти дни, друзья мои, я размышлял над легендой о Владыке Темного Лица. Должен вас огорчить, выводы совсем не так любопытны. Повторение легенды о вечной борьбе добра и зла. Владыка Темного Лица — воплощение зла. Строитель Храма Безопасности — доброе начало. Возможно, что существование того и другого — не миф. Между двумя сильными атлантами — политиком и ученым, велась борьба. Ученый, предвидя гибель Атлантиды, создал убежище для спасения своих сторонников. На протяжении веков оба противника превратились в символы добра и зла, и потомки атлантов, обязанных жизнью строителю, символизирующему добро, суеверно боятся черного дворца, где жил Владыка Черного Лица, символ зла. Вообще все религии и верования имеют общий базис, и, зная кое-что в этой области, не трудно разгадать причины ужаса атлантов перед черным дворцом.
— Почему вы не объясните этого атлантам? — спросил я.
— Они не поймут. — просто ответил Маракот. — Мир абстракции для них почти не существует. Пусть себе верят.
Таков был финал нашего приключения во дворце из черного мрамора. Через некоторое время Биль придумал способ сношения с землею, и мы выплыли на поверхность моря.
Доктор Маракот поговаривает о возвращении к атлантам. У него остались какие-то неясности в одном чрезвычайно важном для него вопросе по ихтиологии, и ему во что бы то ни стало нужны дополнительные данные.
Сканлэн, как я слышал, женился на той самой девушке из Филадельфии, о которой вздыхал на дне океана, выдвинулся по службе, работает главным мастером у Меррибенкса и не собирается пускаться в новые авантюры.