Сказание о Майке Парусе

Макар смотрел жалобно и беспомощно:

— Не могу я, Маркела. Не... Буковки твои — как тараканы разбегаются...

О себе он рассказывать не любил. Маркел, как клещами, тянул из него слово за словом.

— Из урмана мы, — кряхтел Макар. — Тамока — лес да болота.

— Ну?

— Гнусу больно много... А тятька строгий, у-у!

— Бил тебя?

— Ага, бил. Пимом... Так, грит, синяков не видно, а ума прибавляется...

— Ну, и прибавил он тебе ума-то?

— А на кой он мне ляд? Солить, ли чо ли?..

Иногда забегал к ним Спирька Курдюков. Маленький, вертучий, как обезьянка, — и секунды не мог посидеть на месте.

— Ну, весело вы живете, робятки! Поди, за разговорами и пожрать неколи! Скока у вас слов получается за день, не считали?

Начинал приставать к Макару:

— Расскажи чо-нибудь про любовь?

Тот хмурился: не любил Спирьку.

— О, выворотень таежный, коряга кедровая! С тебя каждое слово надо выдавливать, как с чирья гной...

Маркел советовал:

— Щелкни ты его, Макар, по лбу, чтоб неповадно больше было!

Спирька не обижался, а только становился вдруг грустным:

— Нельзя забижать ближнего, лиригия не велит. Так сказывал наставник в нашей деревне, брат Серафим... — И вдруг стукал кулачонком по столу: — Осточертело все! Кажин день — одно и то же... Скорей ба весна, партизанить ба начали. Добрался ба я до родимого села — там ба пустил кое-кому кровушку! У-у-у, брат Серафим, так тебя раззэтак!!!