В. И. Ленин после 1905 года писал:
«Будем помнить, что близится великая массовая борьба. Это будет вооруженное восстание. Оно должно быть по возможности единовременно. Массы должны знать, что они идут на вооруженную кровавую, отчаянную борьбу. Презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу. Наступление на врага должно быть самое энергичное: нападение, а не защита должно стать лозунгом масс, беспощадное истребление врага станет их задачей; организация борьбы сложится подвижная и гибкая; колеблющиеся элементы войска будут втянуты в активную борьбу. Партия сознательного пролетариата должна выполнить свой долг в этой борьбе».
Через 12 лет после первой русской революция эта великая массовая борьба под руководством большевиков привела русский пролетариат к власти.
УРАЛ
В феврале 1900 года я решил отправиться на Уральские золотые прииски.
Всю эту зиму я прожил, бедствуя изо дня в день. Мне удавалось иногда заработать рубль-два перепиской ролей для труппы городского театра, при чем, чтобы получить даже эти гроши, приходилось иногда часами ловить за кулисами антрепренера, а то даже ожидать конца спектакля, когда антрепренер залезал в кассу сверять билеты.
Около месяца я прислуживал у одного частного поверенного, бойкого крючка, платившего мне двадцать копеек в день за довольно трудную работу — писание под диктовку исковых прошений и апелляционных жалоб.
Я отвлекся, чтобы указать, из какой обстановки я двинулся на Урал. Там я мечтал разыскать клад, найти самородок пуда в полтора, — одним словом, я все еще был под влиянием Райдера Хаггарда и Густава Эмара.
Отец дал мне три рубля. На мне были старые валенки, подшитые кожей, черные ластиковые штаны, старая бумазейная рубашка — красная с черными крапинками, — теплый пиджак из верблюжьей шерсти, подбитый беличьим мехом, и шапка из бараньего меха. Я ничего не нес и ни на что не надеялся. Правда, отец сказал мне, что в Перми живет его прежний знакомый, ссыльный поляк Ржевский, хозяин большого колбасного заведения, и дал к нему письмо, в котором просил помочь мне найти работу. Но я не верил в силу письма. Связь отца с ссыльными была давно порвана, а в таких случаях неожиданное появление бродяги даже с письмом от полузабытого знакомого производит впечатление не очень внушительное.
Было, кажется, 23 февраля, когда в снежный мягкий день я перешел реку Вятку и, миновав кабак села Дымкова, весь остаток рано темнеющего дня шел по тракту на уездный город Слободской, до которого было тридцать километров. Когда я прошел километров пятнадцать, было уже темно, как ночью. Встретив огни деревни, я постучался в одну избу, в другую, но везде слышал один ответ:
— Ступай, много вас таких шляется.
Не зная что делать, я постучался в один дом не совсем крестьянского типа и попал к молодому дьякону, жившему с такой же молоденькой женой во втором этаже. Дьякон оказался человеком простым и, как я, поклонником Густава Эмара. У него я и переночевал на полу, подослав половик. Его жена накормила меня лапшой с грибами и напоила чаем с сушкой.
Утром я отправился дальше, иногда проезжая некоторое расстояние на крестьянских санях. Попутные мужики охотно подсаживали меня.
Около двух часов дня показались крыши уездного города Слободского. Придя в город, я сделал попытку разыскать семью ссыльного поляка Тецкого. Однако Тецкий с семьей уехал в Сибирь. Я тронулся в дальнейшее странствие, которое продолжалось восемь дней. От Слободского до Глазова я прошел сто восемьдесят километров, ночуя по деревням.
Редкая семья соглашалась взять с меня деньги за ужин или ночлег. Я предпочитал останавливаться в бедных избах, так как хозяева таких жилищ гораздо радушнее и приветливее, чем зажиточные крестьяне.
Инспектором глазовского городского училища был Дмитрий Васильевич Петров, мой бывший учитель по вятскому городскому училищу. Я знал от моих бывших одноклассников, что он здесь, и решил зайти к нему в гости.
Петров жил в казенной квартире. Пол был чисто натерт, много цветов, рояль, красивые вязаные салфетки — словом, бедный ординарный комфорт интеллигентного труженика. Я снова увидел его усталое лицо, редкие темные волосы, всклокоченный хохолок на лбу и почувствовал себя школьником, когда он сказал:
ebooksa