Ирочкино выразительное лицо отражало забавную смесь разнонаправленных чувств. С одной стороны, хорошо, что перемены в жизни наступят еще не завтра. Но с другой, Татьяну жалко. Опять будет колотиться с утра до ночи, и в будни, и в выходные. А когда книги писать? Последнюю повесть она пишет уже четыре месяца, никак закончить не может.
Придя на работу, Татьяна первым делом включила обогреватель в кабинете, потому что и в самом деле ужасно замерзла. Чужие дела, тянущиеся бог знает сколько времени, давно начатые и брошенные кем-то на полдороге, вызывали в ней отвращение, смешанное с брезгливостью, как будто ее заставляли надеть платье, которое кто-то уже долго носил и не постирал, но она понимала, что выхода нет. Надо ими заниматься и довести до конца, иначе ее личное дело в Москву не отправят. Она достала из сейфа и просмотрела список дел, которые запланировала на сегодня. Допрос, очная ставка, еще два допроса, потом составление нескольких документов – постановления о производстве экспертиз и выемок. И под конец – очередной допрос Сурикова. Какой-то там хитрый фокус с этой генеральной доверенностью на имя Зои Николаевны Гольдич. Надо бы наконец разобраться, в чем там дело. Похоже, Суриков Зою Николаевну в глаза не видел. Или видел, но тогда получается, что к следователю приходила совсем другая женщина.
День, как обычно, пролетел быстро, и у Татьяны появилось привычное ощущение, что она опять ничего не успела. От кого-то она услышала недавно замечательную фразу: «У меня времени меньше, чем денег». Применительно к себе самой она могла бы сказать, что у нее дел больше, чем времени. Хотя, если заглянуть в составленный накануне список мероприятий, выходило, что она все сделала. Оставался только Суриков.
Сегодня Суриков выглядел не очень хорошо, лицо было бледным, губы и ногти на руках – синюшными.
– Кажется, вы не вполне здоровы, – сказала Татьяна, всматриваясь в его лицо. – Может быть, отложим допрос?
– Не стоит. Чего тянуть-то? Давайте спрашивайте. Я тоже хочу, чтобы все поскорее закончилось.
– В суд не терпится?
– Не терпится узнать, какая сволочь Софью убила, – холодно ответил Сергей.
Татьяна отметила, что дурашливой ухмылки на его лице не было, и это красноречивее всего свидетельствовало о том, что он плохо себя чувствует.
– Все-таки мне кажется, что вам нужен врач. Я не буду вас допрашивать, когда вы в таком состоянии.
– В каком я состоянии? – окрысился Суриков. – Чего вы придумываете? Месяц целый меня мурыжите, даже больше, только и ищете повод, чтобы дело не делать. У вас небось свидание назначено, торопитесь уйти поскорей, а на меня спихиваете, будто я больной.
– Сергей Леонидович, – изумленно протянула Татьяна, – возьмите себя в руки. Вы не в камере.
– Ладно, извините, – буркнул Суриков. – Я нормально себя чувствую. Не надо откладывать допрос.
– Ну что ж, – вздохнула Татьяна, – не надо – так не надо. Начнем. Когда и при каких обстоятельствах Софья Илларионовна Бахметьева приняла решение обменять свою квартиру?
– Ну… это… давно еще.
– Как давно? Год, два года назад? Три месяца?
– Ну, что-то в этом роде.
– В каком роде? Сергей Леонидович, я прошу вас быть точным.
– А зачем? Какое отношение обмен имеет к убийству?
– Вы уверены, что не имеет?