— Но несомненно одно, — продолжал Джон Блок, — подлый Борупт не мог не изменить курс «Флега», чтобы уйти в такие воды, где легче ускользнуть от наказания и можно продолжать со своими сообщниками мерзкое пиратское дело. Думаю, что мы оказались далеки от маршрута корабля уже тогда, когда эти негодяи бросили нас в открытом море… Если бы здесь находился хоть один остров, пусть даже пустынный… Охота и рыбная ловля нас бы кормили, а кров можно найти в любой пещере. Может быть, нам удалось бы сделать на этом острове то же самое, что потерпевшие кораблекрушение на «Лендлорде» создали на своей Новой Швейцарии. Нужны только трудолюбивые руки, смекалка и мужество.
— Да, разумеется, — согласился Джеймс Уолстон. — Но не забывайте, что пассажиры «Лендлорда» воспользовались всем, что было на корабле, тогда как мы уже никогда не сможем ничего взять с «Флега».
В этот момент из глубины шлюпки донеслось еле слышно:
— Пить… пить…
— Это Гарри Гульд! — заметил кто-то из пассажиров. — Его опять мучает лихорадка. А у нас нет даже воды…
— Я помогу ему, — сказал боцман, — пусть только кто-нибудь заменит меня у руля… Я знаю, где стоит бидон… Возможно, несколько глотков облегчат страдания капитана.
Джон Блок быстро перешел с кормы шлюпки на нос.
Трое пассажиров безмолвно ожидали возвращения боцмана.
Через две-три минуты он вернулся.
— Как там наш капитан? — спросил один пассажир.
— Меня опередили, — ответил Джон Блок. — Наш добрый ангел оказалась возле больного прежде меня. Она дала капитану немного свежей воды и освежила его пылающий лоб. Не знаю, в бреду ли или в сознании капитан все время повторял: «Земля, земля, она должна быть там…» И его дрожащая рука напоминала вымпел на грот-мачте[227], трепещущий от ветра. Я ответил: «Да, господин капитан, да, земля где-то здесь, совсем недалеко… Мы скоро пристанем к берегу… Я чувствую ее… на севере…» И это действительно так. У нас, старых морских волков, есть особое чутье в подобных случаях. И я сказал ему: «Не беспокойтесь, господин капитан, все в порядке: у нас прочная шлюпка, и я ее веду. Поблизости должно быть несколько островов, трудность лишь в том, какой выбрать… Но в конце концов мы выберем самый подходящий — обитаемый остров, куда высадимся и где будем хорошо встречены…» Бедняга слышал и понимал меня, я в этом не сомневаюсь: когда я приблизил к его лицу фонарь, он мне улыбнулся, но какая это была печальная улыбка! Затем глаза его сомкнулись, и он снова впал в забытье… Конечно, я покривил душой, когда так уверенно говорил о суше, как будто она уже в нескольких милях от нас! Но мог ли я поступить иначе?
— Нет, дорогой Джон, — произнес самый юный из пассажиров. — И это такая ложь, которую Бог прощает.
Разговор затих, и тишину нарушали лишь удары паруса о мачту при качании шлюпки из стороны в сторону. Почти все пассажиры, изнемогшие и ослабевшие от усталости и длительных лишений, пребывали в полузабытьи, не в состоянии думать о тех опасностях, которые готовит им завтрашний день… Будущее представлялось им неопределенным, и, кто знает, не ограничится ли оно несколькими днями… Правда, у несчастных имелся кое-какой запас пресной воды, но чем утолять голод? От нескольких фунтов солонины, которые бросили им на дно шлюпки, отправив на верную гибель, почти ничего не осталось. На одиннадцать человек оставался лишь мешок сухарей. Что делать, если штиль продлится несколько дней? Ведь уже двое суток даже слабое дуновение ветерка не освежило удушающей атмосферы, не говоря уже о внезапных вихрях, похожих на последний хрип умирающего. В таком положении ничто, кроме голодной смерти, не может ожидать бедных путешественников. Трудно рассчитывать, что в этих местах при полном отсутствии ветра встретится какой-либо корабль (в описываемое время еще не существовало пароходного сообщения)[228]. Столь же маловероятна и надежда на то, что при таких условиях шлюпка сможет пристать к какому-либо берегу.
Поистине, надо глубоко верить в Бога, чтобы не впасть в отчаяние, и обладать оптимизмом боцмана с его твердой надеждой на лучшее.
— Я знаю, — бормотал он сам себе, — наступит момент, когда будет съеден последний сухарь. Но если есть желудок и нет провизии, это еще не самое страшное. Вот когда полно еды, но нет желудка, чтобы его наполнять, — тогда действительно беда.
Джон Блок снова стал у руля, а пассажиры расселись по своим местам. Все были молчаливы. Лишь жалобные всхлипывания ребенка да стоны капитана слышались в тишине.
Прошло еще два часа. Шлюпка не продвинулась ни на один кабельтов, лишь однообразное колыхание зыби слегка пошатывало ее из стороны в сторону. На море — ни малейшего волнения. Несколько деревянных брусков, брошенных за борт накануне, по-прежнему болтались на поверхности воды почти на том же месте. Ни разу парус не надулся настолько, чтобы шлюпка хотя бы немного от них отдалилась.
Оставаться у руля совершенно бесполезно, тем не менее боцман не покидал свой пост. Держа руку на румпеле, он старался, по крайней мере, уменьшить качание шлюпки, чтобы избавить спутников от толчков.
Было три часа утра, когда Джон Блок вдруг почувствовал, как легкое дуновение коснулось его загорелого лица, огрубевшего от палящих солнечных лучей.
— Неужели наконец поднимается ветер? — прошептал боцман, выпрямляясь.
ebooksa