Ощутив бросок и нечто грубое на себе, дикарка отпрянула в ужасе и хотела стремглав бежать. Но не тут-то было! От рывков петля на шее затягивалась все сильнее, бедняга едва могла дышать; она упала на землю, высунув язык, и покорно затихла.
Теперь настал мой черед действовать. Из засады я подбежал к квагге и ослабил натянутую веревку, дабы наша нежная пленница не задохнулась; затем набросил ей на голову уздечку, хорошенько защемил расщепленной бамбуковой палочкой перегородку в носу, соединил снизу эти щипцы-самоделки, чтобы палочка не выпала, и, подобно кузнецу, подковывающему необъезженных лошадей, усмирил строптивицу. После этого я снял петлю, а уздечку привязал длинными веревками к двум корням дерева, направо и налево, дав возможность животному прийти в себя. Хотелось убедиться, удалось ли обуздать его полностью или нужны дополнительные меры.
Пока мы возились с узницей, остальные спустились с дерева, окружили нас и с восторгом рассматривали «гостью», восхищаясь ее стройным телосложением, сравнимым разве что с лошадиной статью.
Спустя некоторое время великомученица поднялась и, по-видимому, снова собралась спасаться бегством; но боль в ноздрях мгновенно умерила ее прыткость, и она приняла благоразумное решение — вести себя хорошо, настолько хорошо, что можно было приблизиться к ней и направить к корням дерева; к одному корню была уже прикреплена веревка от уздечки, теперь я привязал вторую покороче, но так, что животное могло беспрестанно двигаться и даже слегка галопировать. Квагга явно успокоилась, притихла, присмирела и даже позволяла подойти к себе.
Подчинив таким образом благородную пленницу, я подумал, что неплохо было бы взять под уздцы и нашего собственного осла-беглеца, дабы он ни во сне, ни наяву не помышлял о новых вылазках. Мы взнуздали его новой уздечкой, стреножили передние ноги и поставили рядом с дикаркой, во-первых, чтобы та стала еще покладистей и подчинялась нам во всем, а во-вторых, принадлежность животных к разным полам могла сблизить их, привязать друг к другу и способствовать быстрому одомашниванию квагги.
Дрессируя новую помощницу, мы преследовали прежде всего две цели: приучить ее к ношению тяжестей и к верховой езде. Успеха добились не сразу, пришлось попотеть, но животное стало со временем почти ручным. Уже через несколько недель наша воспитанница позволяла садиться себе на спину. А чтобы она далеко не убежала, ей слегка стреножили передние ноги. Вместо поводьев пользовались шорами или просто… ушами квагги, побуждая ее поворачивать то влево, то вправо.
Пока занимались обучением, квочка принесла три раза цыплят, всего вылупилось около сорока молоденьких курочек и петушков, которые копошились теперь, попискивая у ног нашей матушки, доставляя ей истинное удовольствие.
Увеличение приплода заставило задуматься над вопросом, как и где разместить наше хозяйство в холодное время. А оно было не за горами. Срочно требовалось помещение под крышей! Откладывать его строительство больше было нельзя. Наступила пора действовать.
В качестве остова использовались дугообразные корни нашего жилища: на них клали бамбуковые палочки одна к одной, одна на другую, крепили их, там и сям подпирали, переплетали тоненькими трубочками, потом покрыли мхом и глиной, законопатили густой смолой — и крыша была готова. С внешней стороны к ней приладили перила — получилось нечто вроде балкона, по которому можно было прогуливаться, а внизу образовалось несколько помещений, которые в зависимости от обстоятельств могли служить продовольственной кладовой, молочным погребом или хлевом, где скотина могла укрыться от дождя и где можно было хранить сухое сено, сухие листья и солому.
Наша следующая задача состояла в том, чтобы собрать как можно больше продуктов на зиму. С этой целью мы совершали ежедневные походы.
Однажды, возвращаясь домой после уборки картофеля, я подумал, что не мешает заглянуть в дубовый лесок неподалеку и собрать сладких желудей. Матушку с младшими и груженой телегой я отправил домой, а сам с Фрицем и Эрнстом зашагал в сторону леса. Эрнст был с обезьянкой, а Фриц восседал, словно настоящий рыцарь, на квагге.
Мы взяли с собой несколько пустых мешков, думая наполнить их желудями и заставить кваггу тащить их на спине в Соколиное Гнездо. Хотели подвергнуть ее испытанию. Довольно бегать и резвиться ради собственного удовольствия! Пора и за работу приниматься!
Прибыв на место, привязали скакунью, получившую кличку Быстроножка, к кусту и принялись с большим усердием собирать желуди. Работа спорилась еще и потому, что много плодов лежало просто на земле, оставалось лишь поднять их. Но мы еще не набрали и половины мешков, как вдруг случилось нечто непредвиденное. Обезьянка, которая уже давно косилась в сторону, вдруг нырнула в кустарник, и тотчас оттуда послышался пронзительный птичий крик и шумные удары крыльев… Нетрудно было догадаться, что там происходило, — обезьянка явно с кем-то ссорилась.
Я уговорил Эрнста, стоявшего ближе всего к месту схватки, произвести разведку, из-за чего поднялся сыр-бор. Юноша подкрался поближе, заглянул в кусты и вдруг радостно закричал:
— Папа, гнездо куропатки с яйцами! Обезьяна дерется с наседкой! Пусть Фриц ловит ее, а я попридержу обезьяну.
Фриц не заставил себя долго ждать. Тут же включился в борьбу и скоро уже держал живую красивую самку, канадскую гривастую куропатку[36]… такую же он не очень давно подстрелил.
Я не знал, что делать на радостях, перевязал только птице ноги и крылья бечевкой, дабы не улетела и не убежала. Эрнст задержался в кустах, воюя с обезьяной и пытаясь прогнать ее прочь, а потом предстал перед нами, держа осторожно в руке свою шляпу. За поясом у него торчали, словно шпаги, листья, которые показались мне похожими на лилии. Одним мановением руки он сбросил носовой платок, прикрывавший содержимое шляпы, и торжественно произнес:
— Пожалуйте, господа, яйца хохлатки! Лежали прикрытые листьями лилий в развороченном гнезде… я бы не заметил их, но самка, вероятно, обороняясь, разбросала листья, и яйца оказались на виду. Мама уж точно обрадуется! А листья, которые у меня за поясом, — подарю Францу; смотрите, какие большие и острые, будто настоящие мечи! Пусть играет на здоровье, учится фехтовать и рубить!
Когда эмоции немного улеглись, мы продолжили наполнять желудями мешки, а затем взвалили их на кваггу, а Фриц примостился меж ними. Эрнст взял яйца, я — курицу, и мы тронулись в путь в направлении к Соколиному Гнезду.
Как мы и предполагали, радости матушки при виде курочки не было конца, она обходилась с ней бережно и ласково, поскольку та продолжала высиживать яйца. Через несколько дней наседка подарила нам пятнадцать птенцов и вскоре вместе с молодняком стала совсем ручной.
ebooksa