Все они вызывали во мне симпатию. Мне бывало очень приятно, когда они садились за мои столы. Они пачкали мало посуды.
У Хорна и Хардарта относятся либерально к неграм. Ведь, на никелевых монетах, спускаемых в автоматы, не видно, спускали ли их туда черные или белые руки.
Тут и работает много негров. Они хорошие работники. Очень выгодно не быть предубежденными против них.
Негритянки, к слову сказать, начинают терять свои расовые признаки. Среди судомоек была только одна, действительно черная, как земля, негритянка. Ее курчавой головы не успел еще коснуться бриллиантин цивилизации.
Иногда видишь очаровательных негритянок. Я как-то раз заметила в ресторане негритянку в кричаще-пестром платье и в шляпе, на которой были все цвета радуги. В этом невозможном для европейской женщины наряде она была настоящей красавицей из девственного мира.
Теперь уж с трудом можно отличить креолку от красивой негритянки. Но у негров есть безошибочный способ узнавать, у кого в жилах негритянская кровь.
В ресторане служила маленькая креолка из Вест-Индии. Она была хорошенькая, но такая темная, что ее принимали за негритянку. И к ней, шутя, применили негритянский способ узнавать чистоту расы. Этот способ состоит в том, что пробуют оттянуть кожу на шее, как у породистых собак. Если кожа не поддается, подвергшийся такой пробе — не чистокровный негр. Негритянки показали, как должно быть у настоящих негров. Они оттягивали кожу, как резину. Маленькая креолка, кожа которой не поддавалась, смотрела на эти фокусы с нескрываемой завистью.
Один негр, знавший много негритянских песен, любил пофилософствовать. Он часто и подолгу говорил о том, что великую разницу между людьми делает не цвет кожи, а деньги. И он всегда приводил примеры, взятые из жизни.
— Негр, правда, не может пойти в каждый ресторан, — говорил он, — а разве вы можете? Попробуйте-ка, пойдите к Ритцу. Или поезжайте путешествовать, или сядьте в театре в ложу. Между теми, у кого всего несколько долларов и между мной очень мало разницы, — говорил он.
Надо признать, что организовано все удивительно. В одном филиальном отделении на 14-й улице обедают каждый день десятки тысяч. Можно в любое время получить горячую пищу. Все расчитано в минутах. И, при этом, помещение, в котором распределяются кушанья, невероятно мало. Кухни в филиальных отделениях, вообще, не существует. Все кушанья — супы, жаркие и зелень, — приготовляются в центральной кухне. Там же пекутся и различные пирожки и сдобные булки. Там центральное и закупочное место, оттуда удовлетворяются нужды всех 24-х филиальных отделений. Все привозится в филиалы в ящиках, а супы в герметически закупоренных чанах. В филиальных отделениях кушанья только разогреваются.
Все, что доставляется в филиалы, мало учитывается и записывается. Но за служащими следят. Нас окружает, положительно, кольцо наблюдающих за нами. Невозможно хоть на минуту бросить работу и я думаю, что никому из служащих не удалось что-нибудь унести с собой.
Как бесконечно кажется время, когда ходишь взад и вперед, все взад и вперед с тяжелым подносом в руках! Минуты тянутся, не видишь конца часам. Убираешь тарелки, чашки, миски, все снова и снова убираешь. Я себе говорю, что не взгляну на часы, пока десять раз не снесу полный поднос грязной посуды. Я намеренно замедляю работу, иногда мечтательно останавливаюсь. Ноги и левая рука болят невыносимо. Вот я делаю десятый обход столов. Уж наверно прошло не меньше получаса. Смотришь на часы и видишь, что прошло всего десять минут. Это безнадежно!
Иногда бывают маленькие развлечения. Разбиваешь посуду. Роняешь поднос, полный посуды, или чашки летят к ногам неприветливого управляющего. Но при этом не теряешь ни минуты времени. Не позволяется даже остановиться и попечалиться над осколками.
Иногда кажется, что больше уже нет сил держаться на ногах. Я просто брошу никелевую монету в автомат, возьму чашку кофе и сяду. Сяду? Ах, как разыгрывается у человека фантазия, когда он устает. Разве можно сесть! Нельзя себе и представить, чтобы тогда случилось!..
Ночью преследуют тарелки и чашки и я часто вижу во сне, что без перерыва все убираю и убираю посуду.
Я сначала думала, что мне одной так тяжела эта работа. Но я часто слышала, как говорили другие служащий:
— Сегодня день, кажется, никогда не кончится!
— Осталось еще только десять минут… пять минут…
Раз как-то разговорился человек, на обязанности которого лежало подметать пол.
— Тут нехорошо, — сказал он. — Я с трудом тяну эту лямку. Я работаю двенадцать часов. Сюда надо прибавить полтора часа рабочего отдыха, полчаса на переодеванье, час на дорогу туда и обратно. Это выходит в сутки пятнадцать часов. Я никогда не беру себе свободных воскресений. Так тянется безпрерывно уже полтора года. В неделю я зарабатываю 31 доллар и еду. Если бы я брал свободный день, я бы получал в неделю меньше и притом должен был бы еще тратиться в свободный день на еду. Зачем я так работаю? Чтобы откладывать. А зачем я откладываю? Чтобы стать самостоятельным. Но тут нехорошо. Тут и света не увидишь. Не знаю, долго ли я выдержу…
ebooksa