Приключения 1966

22
18
20
22
24
26
28
30

Торопливо спускаюсь по ледяной круче. Солнце еще высоко. В теплой куртке жарко, в рубашке холодно. С ледника поддувает ветерок. В полыньях шумят ручьи. Дышу открытым ртом.

Снег вязкий, мокрый. В такое время всегда бывают лавины. Опасливо поглядываю вверх, на снежные карнизы. Тропинка становится совсем узкой — двое не разойдутся. Хорошо бы ночью была луна! В темноте запросто можно оступиться и попасть в трещину.

Спускаясь с перевала, рассчитываю дойти до долины к вечеру завтра. Все равно придется где-то заночевать — не хватит сил все время идти.

Солнце как будто ускоряет бег, на глазах скатывается за горы. Снег лиловеет. Трещины начинают дымиться. Вода там покрывается ледком. В груди меня что-то хрипит, как испорченный патефон.

Часов за пять я, наверное, прошел километров двенадцать. Ужасно хочется уснуть. Но у меня нет ни палатки, ни мешка. Я должен все время идти, только тогда не окоченею. Избитые, обветренные руки прячу в карманы, медленно поднимаюсь и снова иду.

Глаза уже не различают ничего. Иду, будто спрятав голову в фотографический мешок. Слышу только стук размокших за день и теперь смерзающихся ботинок. Вдруг сильно ударяюсь о выступ в скале. Изучаю лоб. Под рукой разбухает шишка. Из глаз от боли льются слезы. К черту! Я не могу так идти! Сажусь на лед. Хоть бы какой огонек! Немного тепла!..

Слышу далекий грохот. Где-то скатилась лавина. И рядом треск, словно кто-то раздирает материю. «О-о-охр!» — прокатывается по горам.

Во сне возникают какие-то твари — они вертятся, прыгают, рвут острыми когтями. Горные духи, черт бы их побрал!

Видимо, голова у меня упирается в лед, щеку нестерпимо жжет, и я просыпаюсь. От холода дрожит каждая клеточка. С болью подбираю под себя одеревеневшие ноги и встаю на колени. Потом подгибаю одну ногу, пытаюсь выпрямить. Встал. Вытаскиваю из карманов руки, бью по плечам, но не чувствую ударов.

Останавливаюсь, жадно втягивая в себя морозный воздух.

Мне стыдно перед ребятами. От злости на себя хлещу по лицу и бокам изо всех сил, и постепенно кровь начинает теплеть.

Проходит часа два или три. Вдруг замечаю светлеющую впереди полоску. Это тропа. В обрывках тумана, рассеянного ветерком, помигивает луна. Начинаю двигаться перебежками. Как только полоска снова растворяется в темноте, останавливаюсь, перевожу дыхание. Засветлеет — пускаюсь чуть не бегом.

С утром возвращается тепло. Все ночные страхи проходят. Тропинка бежит вниз, и легче дышится. Под ногами уже шуршит первая трава. Вдали голубеет долина. Там застава.

Через час в знакомые шумы гор вторгается посторонний звук. Останавливаюсь, пытаясь отгадать, с какой стороны он доносится до меня. Через несколько минут понимаю, что это рокочет вертолет или самолет. Бросаюсь по тропе бегом, скидывая на ходу куртку. Если бы заметили, если бы!..

Совсем низко над землей тарахтит оранжевая стрекоза. Зубами рву подкладку куртки, поджигаю вату и размахиваю над головой. Вата вспыхивает, дымит — получается нечто вроде костра. Может быть, в этот момент пилот посмотрел в мою сторону. По изменившемуся рокоту мотора догадываюсь, что вертолет разворачивается и летит ко мне. Наверное, такое бывает только в сказке. Но разве все, что приключилось с нами, не похоже на сказку?

Вертолет несется, едва не задевая колесами за камни. В поблескивающих стеклах кабины замечаю лицо пилота; тот знаками пытается мне что-то объяснить, но я не понимаю его. Взревев мотором, машина зависает. Из грузовой дверцы падает, раскручивась, веревочная лестница. Хватаюсь за нее. Она рвется из-под ног, почти опрокидывает навзничь. Чувствую, лестницу подтягивают. У самых ступенек меня подхватывают под руки и втаскивают в кабину.

— Немедленно нужен врач! — кричу я, пытаясь разглядеть в полумраке кабины лица моих спасителей.

— Туристы из Москвы? — спрашивает меня офицер-пограничник.

— Откуда вы знаете?

— Тьфу! — в сердцах произносит второй — видимо, бортмеханик. — Так я и знал! Зайдут черт знает куда, переломают ноги, а потом врача им подавай.