Заметил я, что второй спутник, этот Насафов, остается в тени и молчит. Юрик расспрашивает чернобрового о работе, тот бойко отвечает, говорит о каких-то исследованиях, о большой таджикской экспедиции, о разведке ледников. Но я хорошо знаю Юрика, хотя его бесстрастное лицо ни о чем не говорит. Если он почесывает свою черную бороду, значит сомневается.
— Разрешите ваши документы, — вдруг вмешивается Стас.
— С этого бы и начинали, — смеется чернобровый. — Завтра подойдут наши и покажут. Документы у начальника экспедиции.
Наступает неловкое молчание. Но из темноты выныривает второй спутник — «соломенный», как сказала Лялька, морщинистый, худой, маленький.
— Хватит о делах, давайте есть.
Мы пьем бульон, угощаем незнакомцев сухарями. У них, оказывается, кончились продукты, хотя этого не скажешь, глядя на туго набитые рюкзаки.
На ночь я с Юриком устраиваюсь ближе к выходу. Если незнакомцы будут выходить, то мы услышим. «Соломенный», обезьяноподобный, тушит фонарь. Все мы делаем вид, что засыпаем, однако сон не идет. Но он может сморить нас на рассвете. Кому-то надо сейчас спать, чтобы дежурить после. «Юрик, спи, — шепчу я, наклонившись к самому уху Юрика. — Я разбужу тебя, если что-то произойдет…»
Наступает тишина.
Стас храпит. Храпит так старательно, что незнакомцы наверняка почувствуют фальшь. Лялька возится, шумя брезентом палатки, никак не может угнездиться. Часы у меня со светящимся циферблатом. Кошу глазами на руку. Сейчас полночь. Часов до четырех надо бодрствовать.
Секундная стрелка медленно-медленно передвигается по кругу, а минутная, так она совсем прилипла к одной цифре…
Начинает ныть бок. Надувной матрац совсем обмяк, где-то выходит воздух. Я все плотней опускаюсь на ребристые камни. И не могу пошевелиться. Не хочу. Так с ноющей болью и засыпаю. Но нервы взвинчены. Сон слишком чуток. Прихожу в себя при едва слышном шорохе. Осторожно приподнимаю веки. Из чернильной тьмы выплывают нечеткие очертания скал, нависших над сводом. Видно, свет луны пробил тучи.
Сердце сжимает от страха: а вдруг незнакомцы сейчас вырежут нас, как цыплят? Хочется разбудить Юрика, он же держит между колен карабин. Нет, надо подождать… Минуту… А возможно, кто-то просто пошевелился во сне? Нет, я чувствую, кто-то неслышно поднимается. Моя рука нащупывает рукоятку. Я вытягиваю из ножен свою финку.
Вот кто-то уже встал в рост. Смотрит на нас. Надевает ботинки. Идет, неслышно наступая на брезент, расстеленный на полу палатки. Задерживается у входа. Узнаю чернобрового.
Через секунду он, как тень, скользит мимо. Скрипнул снег. Чернобровый отходит в сторону. Шаг, шаг, еще шаг. Снег не скрипит. Остановился. Приподнимаю голову. Снаружи гораздо светлее. Вижу, чернобровый стоит, глядя куда-то в сторону. Стоит долго, никак не меньше пяти минут. В неясном свете луны, на фоне белеющих вершин он походит на призрака, на злого горного духа. «Что-то произойдет, если не сейчас, то завтра», — приходит мысль.
Наконец чернобровый возвращается и ложится. Интересно, знает ли он, что я не сплю? Стас уже давно спит. Да и Лялька спит, по-детски всхлипывая во сне. Часы показывают четыре. В шесть будет светать. Веки у меня становятся липкими. Их щиплет, будто натерли луком. Давлю руку Юрика. Со сна он вскидывает голову, но тревога, поселившаяся в нем, когда он засыпал, быстро возвращает его к действительности. Юрик давит мою руку: мол, понял, спи. И я сразу проваливаюсь в пустоту.
11. СХВАТКА
— Мы ищем этот караван. Интересует он нас с чисто исторической точки зрения, — доносится до меня голос Стаса.
Очевидно, он рассказывает нашим странным знакомым о караване Джангира. Что ж, он прав. Никакой тайны в этом нет, надо же и нам оправдать свое появление на Тамбекском перевале. У меня еще закрыты глаза, но я вижу, что происходит вокруг, и знаю, что мне надо вставать, иначе легко заподозрить, что я сторожил ночью. Но сон был слишком короток, чтобы сразу сбросить его опьяняющую сладость.
— Нам кажется, — продолжает Стас, — караван погиб под снегом где-то в этом месте. Видите наверху снежную шапку; наверное, сто лет назад она была гораздо больше, и когда двинулась, то собрала все снега и камни со склона и обрушила на несчастных.
— Да, вы правы, — соглашается чернобровый. — И вы предполагаете здесь долго оставаться?