Андрюшка, чудом обманувший смерть, шел, стучал обледенелыми валенками. Дуло с севера. Несмотря на апрель, ветер был по-зимнему норовист и лют. Андрюшка прикинул: путь не близкий… Идти придется трое, а может, и четверо суток. Он не знал в этот момент, что о нем говорили в Норфолке, на гитлеровской базе в Северной Норвегии.
По обледенелой дорожке Бётгер зарулил на стоянку. Механики других самолетов отряда уже заправляли баки горючим, а пилоты ушли на завтрак. Первый вылет Воцебум назначал рано.
Пилот выключил зажигание, расстегнул ремни, отодвинул фонарь.
— Какие замечания, Хорст? — спросил потолстевший от меховой куртки механик Петер Бове. В глаза ему надул ветер, и они слезились.
— Проверь прицел. Трасса проходит слева. Большой разнос — Бётгер вылез на покрытое наледью крыло.
«Недолго протянет русский», — подумал он по дороге в столовую, закрываясь воротником комбинезона от упругого ветра.
— Почему отстал? — спросил Воцебум.
— Уцелел один русский солдат. Он вылез на льдину, и я задержался его расстрелять.
— Расстрелял?
— Промахнулся. У меня были на исходе патроны и врал прицел.
— А за бомбометание я хотел представить тебя к награде, — сказал Воцебум и задумчиво ковырнул вилкой холодный бифштекс. — Ты видел на палубе красный крест?
— Когда видишь русского, с красным крестом или без него, думать — излишняя роскошь, — ответил самодовольно Бётгер.
— Ты добьешь русского, — сказал Воцебум.
— Он замерзнет сам.
— Нет, ты добьешь! — повысил голос Воцебум. — Мы должны считаться с теми, кто не утратил в войне иллюзий.
— Хорошо, герр лейтенант, я добью русского, — примирительно сказал Бётгер и улыбнулся командиру.
— И еще, — Воцебум поднялся из-за стола и оглядел летчиков. — Мы, немцы, не покоряем, а освобождаем. Мы всегда будем говорить об этом. Это мы вдалбливаем всем. Но что эти все подумают о Бётгере, который с одного захода разнес транспорт с ранеными?
В дверях показался Бове.
— Ты летишь, Хорст? — спросил механик.
— Да. Туда же.