Бретмюллер. Прошло немного времени, и удары о корпус лодки прекратились. Она свободно висела в воде. Двигалась ли она, я не знаю. Мы выждали около двух часов. Вокруг было тихо. Тогда я рискнул включить машинки очистки воздуха - люди задыхались от недостатка кислорода. Замерев, мы ждали шума винтов корвета и новых взрывов. Однако все было спокойно. Еще час томительного ожидания. Я осмелел и скомандовал всплытие. Мы могли рискнуть: по расчетам наверху еще продолжалась ночь. Как сквозь сон слышал я голос матроса, считывавшего показания глубиномера. Мы постепенно поднимались…
Абст. Перебиваю вас. Какие глубины были в туннеле?
Бретмюллер. Примерно сто пятьдесят футов.
Абст. Очень любопытный туннель!
Бретмюллер. Итак, мы всплывали. Каждую секунду я ждал удара рубкой о скалу. Но над нами была вода, только вода. Подвсплыв, мы подняли кормовой перископ. Мы ничего не увидели. Два других перископа были повреждены и не выдвигались из шахт. И вот на глубиномере ноль я отдраиваю рубочный люк и поднимаюсь на мостик. Меня охватывает тишина и темнота - густой, ни с чем не сравнимый мрак. Нас будто в тушь окунули. Мрак и абсолютно неподвижный воздух. Почему-то вспомнился «Наутилус» капитана Немо… Неожиданно для самого себя я вскрикнул. Звук укатился куда-то вдаль, и немного спустя ко мне вернулось эхо. Я стоял на мостике, подавленный, ошеломленный, а голос мой все звучал, отражаясь от невидимых препятствий, постепенно слабея. Будто и он искал выхода и не мог отыскать. Сомнений не было - лодка всплыла в огромном гроте!…
А б с т. Что же вы?… Стойте, я поддержу вас!
19 часов 11 минут. Конец действия препаратов.
Сознание было восстановлено на 24 минуты.
Повторное исследование токов мозга. Состояние больного угрожающее.
Это была последняя страница. Фридрих Кан перевернул ее и закрыл папку.
Только сейчас услышал он звуки музыки. За роялем сидел Абст. Его пальцы легко бегали по клавиатуре, глаза были устремлены за окно, к тяжелой красной луне, которая медленно вставала над пустынным озером. Казалось, туда же уносится и мелодия, стремительная и тревожная. И музыка, и луна, и тускло отсвечивающая водная гладь за окном, да и сам Абст со странно неподвижными глазами - все это удивительно сочеталось с тем, что составляло содержание желтой папки.
Абст оборвал игру.
Они долго молчали.
- Это был Шуберт? - спросил Кан, чтобы что-нибудь сказать.
Абст покачал головой:
- Я играл Баха. Одну из его ранних хоральных прелюдий. Написано для органа. Если бы здесь был орган!…
- Однако, я помню, ты любил Шуберта, - упрямо настаивал Кан. - Ты увлекался и другими, но Шуберт для тебя…
- Иоганн Себастьян Бах - вот мой король и повелитель! - взволнованно проговорил Абст. - Бах в музыке, Шиллер в поэзии.
- Шиллер? - пробормотал Кан, рассеянно глядя на озеро. Сейчас он думал о другом.
- Да. Хотите послушать?