И вот толчок в носовой части лодки. Ушла торпеда - выброшенный сжатым воздухом длинный стальной снаряд помчался к цели, неся в себе сотни килограммов взрывчатки.
Карцов мысленно считает секунды. На счете «десять» новый толчок: выстрел второй торпедой.
Вновь секунды томительного ожидания. Затем - отдаленный удар большой силы.
Лодка с дифферентом на нос уходит в глубину.
Вскоре доносится второй взрыв.
На лодке сыгран отбой тревоги. Отдраивают тяжелые двери отсеков. Корабль наполняется шумом.
Дверь каюты распахнута. Слышны приближающиеся шаги. Беседуя, проходят два офицера. До Карцова доносится:
- Красный крест на борту…»
Вот, оказывается, кто жертва фашистов - корабль с красными крестами на бортах, плавучий госпиталь, по всем законам войны неприкосновенный для любого противника!… Карцову видится растерзанное торпедами госпитальное судно. Повсюду трупы погибших при взрыве. Уцелевшие - калеки, раненые и больные - облепили трапы, карабкаются на палубу, скатываются оттуда в воду, в окровавленных повязках, беспомощные, беззащитные…
Карцов вскакивает с раскладного стула, стискивает руками голову.
Конвоир кладет палец на спусковой крючок автомата.
- Эй, ты! - предупреждает он пленника. - Веди себя спокойнее!
Еще минута ожидания, и возвращается командир лодки.
- Вот и все, - говорит он, подсаживаясь к столику. - Это был транспорт. Тип «Либерти». Семь тысяч тонн… Один из тех, что сейчас во множестве лепят на верфях Америки. Наглец, он шел без охранения!
- У него были красные кресты на бортах!
Командир лодки будто и не удивился тому, что пленному известно о крестах. Бледное лицо немца, обрамленное бородкой - аккуратной полоской темных волос по нижней челюсти от виска к виску, неподвижно. В глазах равнодушие, усталость.
- Госпитальное судно? Ну и что? Какая разница? Когда русские бомбят немецкие города, они не разбираются, где завод, а где дом или госпиталь!
- Неправда!
- Ну, не русские, так американцы или англичане. Не все ли равно? И они правы, черт бы их всех побрал: больные выздоравливают, у раненых срастаются кости, затем те и другие садятся за штурвалы бомбардировщиков, становятся к пушкам и минометам!… Вот так, господин гуманист.
Иронически оглядев пленного, подводник склоняется к переговорной трубе: