Сахара

Беру у него бумажку. И правда, там написано: «Софара, минет. Чарли».

До меня начинает доходить. Это правда, что в Африке ебля идет без тормозов, но весьма трудно достичь чего-нибудь больше, чем банальное «бум-бум». «Взять в рот, шеф, это же не чисто; а засадить в зад, шеф, это же больно». Приходится поднимать ставку. Девицы отказывают до того момента, когда цена делается такой, что отказать уже не может. Шотар же тянет резину дальше:

— Должен заметить вам, что вы на первом месте со значительном отрывом; за вами идут Джеки и…

Вот тут уже и я не могу сдержать усмешку. Шотар откашливается:

— Ну, и я.

— Ага, именно!? Это ты! Шотар, ты слишком много трахаешься.

На сей раз он начинает паниковать. Вообще-то говоря, это интеллигентный, образованный тип, с отличным чувством юмора. Он прекрасный заводила. Шотар часто использует свою внешность мандарина, чтобы притвориться коварным китайцем — и с его саркастичным хохотом это прекрасно отработанный номер. Вот только со мной он никак не может быть самим собой. Он вечно боится.

— Но, Чарли, заверяю тебя…

— Ладно, ладно. Что там еще?

— Развлечения, еда, травка. В сумме удовольствия стоили нам почти тридцать тысяч долларов.

— Дальше?

— Взятки чиновникам. Чуть больше десяти тысяч. И эта сумма постоянно растет.

— Хорошо. А добрые поступки?

— Девять тысяч семьсот пятьдесят и… в общем, десять тысяч!

Добрые поступки — это все товары, которые мы раздаем по дороге в тех местах, где у людей ничего нет. Поэтому мои конвои нагружены банками сгущенки, мешками риса и коробками с аспирином. Всякий раз, проезжая через Сахель, мы останавливаемся у каждого лагеря, чтобы раздать немного из этих вещей. И мне это нравится. Расходы на удовольствия больше, чем на добрые дела. Вот это уже ненормально. Чтобы вернуть равновесие, в следующий раз мы увеличим долю этих последних.

— Счета сходятся, Шотар. Ты бы разложил все это барахло по папкам. Слишком большой бардак.

Это я говорю так, чтобы подколоть, но он меня не понимает и складывает бумажонки с оскорбленной миной. Выходя, он еле слышно прощается, отказываясь от самокрутки, предложенной ему Джеки. Прошу вдогонку, что если он пойдет в бар, чтобы глянул там на Пейруса. Шотар бурчит под нос, что, мол «посмотрим» и оставляет нас.

Начиная с Гао, Пейрус меня беспокоит. Было бы ужасно, если бы он снова начал пить. Но я быстро забываю об том. Постельное белье на кровати какое-то серенькое, но чистое, и я вскоре засыпаю.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

В Европе самая зима. Я не люблю ни европейского холода, ни больших городов, но Париж — это исключение. Город волшебный, и доставляет тем большее удовольствие, что у меня имеются целых два опытнейших проводника по удовольствиям, которые здесь можно найти: Джеки и Коку.