Вдруг кто-то громко и весело окликнул его. От неожиданности он даже ткнулся носом в морду лошади. Сбоку тропинки на скале, среди кустов черники, ягоды которой вызревали на этой высоте только ранней осенью, сидел Доминик. Он обрывал прямо ртом сочные ягоды с ветки, и все его плотное тело тряслось от смеха над растерянным видом Батиста.
Сюрприз удался ему! Конечно, он хотел навестить Батиста и пожить с ним несколько дней в сторожке, раз хозяина уже нет наверху.
Теперь смеялся и белокурый Батист и показывал другу сурков, привешенных к седлу. Они были уже проданы хозяину, но там, у сторожки, их много. Пусть Доминик идет прямо в сторожку, она открыта. Он же поторопится и скоро вернется.
Но на липе Батиста пропала улыбка, как только он потерял из виду Доминика. Что означало неожиданное посещение Доминика как раз тогда, когда хозяин уже спустился в село, и там, конечно, всем было известно, что наверху нет ни одного туриста? Батист поник кудрявой головой. Разве он виноват, что женщины строют ему нежные глаза!
Когда Батист вернулся вечером) наверх, Доминик уже приготовил ужин и кофе. Потом появилось темно-красное вино, вытащенное Батистом из укромного уголка. Доминик благодушествовал, как человек, устроивший себе праздник. Он не замечал, что Батист молчаливо сидел рядом с ним в тесной комнатке. Доминик пил и, громко стукая массивным стаканом о стол, весело рассказывал всякие истории. Он так хохотал, что трясся пол. Да, юн ловко отделался во время войны от военной службы! Он убежденный пацифист, да и дела своего не хотел бросать. «Чорт с тобой, иди домой, ты нам не нужен», — сказал ему офицер.
Но Батист понимает, что тут было дело и в Терезе. У кого красивая жена, тот не должен оставлять ее одну, а то сейчас налетят пчелы.
Батист стал хвалить Терезу. Кто мог ее в чем-нибудь упрекнуть? Он радовался, что маленькая лампа оставляла его в тени.
Доминик разгорячился. Он так обхватил рукою стакан, точно душил кого-то. Нет, тут уж с Домиником Рустом нельзя шутить.
Батисту стало не до себе, но маленький смуглый человек снова расхохотался. Он больно толкнул приятеля в бок кулаком, кивнул ему, как попавшемуся в шалости, и швырнул на стол грязное, смятое письмо.
— Вот, тихоня ты этакий! У парня в сторожке валяются любовные письма, а он притворяется дурачком, который не умеет сосчитать пальцы на руках.
Батист похолодел, и кровь отлила от его лица. Письмо Терезы! Он, верно, потерял его сегодня, перетаскивая в сторожку вещи.
Доминик был в восторге от смущения приятеля. Он смеялся, пил, декламировал, как влюбленная женщина, это поедание без подписи, и горел любопытством узнать, кто же писал его. Он перебрал дюжину женщин и девушек из села. В конце концов, он поднес письмо к лампе, чтобы узнать почерк.
Батисту казалось, что ужасный дьявольский кулак сжал ему сердце острыми когтями. Почерк, конечно, был изменен. Ho глядя на освещенное лампой лицо Доминика, он почти был уверен, что тот знает всю правду и только играет с ним, как кошка с мышкой. Батист не был трусом. Но он чувствовал себя виноватым и знал бешеный нрав приятеля, не спускавшего обид. Голосом, показавшимся ему самому чужим и неестественным, Батист назвал девушку, с которой действительно как-то встречался.
Доминик бросил письмо на стол и сказал только:
— Так, так, эта…
Минуту он сидел серьезный и молчаливый. Может быть, ему было неловко, что он выпытал у приятеля имя этой девушки. Но Батист был уверен, что причина не та.
Они улеглись спать на разостланных матрацах. Но Батист всю ночь не мог сомкнуть глаз. Он лежал весь в поту и прислушивался к каждому движению и вздоху приятеля. Когда же из угла Доминика не доносилось никаких звуков, Батист сбрасывал одеяло, чтобы иметь свободу движений и крепко сжимал рукоятку ножа. Батист почувствовал себя легче только к утру, когда Доминик захрапел, точно распиливаемый ствол дерева. Батист даже задремал, но мгновенно вскакивал, как только Доминик переставал храпеть или вертелся на своем ложе.
Утром, когда восходящее солнце протянуло золотую ленту по> вершинам гор, и приятели мылись в ледяном ручье, вытекавшем из близлежащих глетчеров, смуглый Доминик посмеивался над Батистом, уверяя — его, что у него лицо, как снятое молоко. После завтрака они расстались. Они хотели охотиться за сурками. С ружьем в руках Батист чувствовал себя спокойнее. Он даже начал думать, что сшибается. Кроме того, они пошли в разные стороны, и Батист вполне полагался на свой слух.
Он долго, притаившись лежал в траве. Мягкие лучи солнца и ясная тишина успокоили, его.
Он заснул с открытыми глазами и напряженным слухом. Один раз, далеко к югу, он услышал выстрел. Он видел сурков, но на таком расстоянии, что ни разу не мог быть уверен в своем выстреле. Настал, вероятно, уже обеденный час. Кругом жужжали насекомые. В прозрачной синеве неба кружился коршун.
ebooksa