На лице этом отпечатались все животные страсти. Но все же в этом человеке чувствовалась сила, жуткая, недобрая, — но все же сила. Норхала прервала молчание.
— Привет — Черкис! — в голосе ее звучало беспечное веселье. — Едва я постучалась у твоих ворот, как ты уже поспешил мне на встречу! Кланяйся же, свинья, плевок жабы, жирная улитка под моей сандалией!
Он невозмутимо выслушал все оскорбления, хотя среди окружавших его поднялся ропот и глаза Кулуна засверкали.
— Давай торговаться, Норхала, — спокойно ответил он.
— Торговаться! — она рассмеялась. — Что же ты мне можешь предложить?
— Вот их, — он указал рукой на Руфь и ее брата. — Меня ты можешь убить так же, как и моих людей. Но прежде, чем ты сделаешь движение, мои стрелки из лука вонзят свои стрелы в сердца этих двух.
Норхала уже не смеялась.
— Двух дорогих мне ты давно уже убил, Черкис, — сказала она, — и вот почему я здесь.
— Знаю, — тяжело кивнул он головой. — Но это было давно и с тех пор я многому научился. Я и тебя убил бы, если бы только нашел. Но теперь я не сделал бы этого, я поступил бы совершенно иначе. Я очень сожалею, Норхала, что убил тех, кого ты любила. Я очень жалею.
В словах его был оттенок насмешки. Быть может, за эти годы он научился причинять еще большие страдания, подвергать еще более утонченным пыткам? Норхала, повидимому, иначе поняла его слова и казалась заинтересованной.
— Да, — бестрастно продолжал хриплый голос. Все это теперь не имеет никакого значения. Ты хочешь получить эту девушку и этого человека? Они в моей власти и жизнь из зависит от одного моего кивка головы. Они умрут, если ты сделаешь хоть шаг ко мне. И я одержу тогда верх над тобой, даже, если ты меня потом убьешь. Я ведь лишу тебя того, что дорого тебе.
На лице Норхалы было сомнение. В узких глазах-щелках блеснул огонек торжества.
— Пусть будет твоя победа надо мной, Норхала, — продолжал злорадно Черкис.
— Чего ты хочешь взамен? — нерешительно спросила Норхала. Я с ужасом услышал в ее голосе трепет сомнения.
— Если ты обещаешь уйти сейчас же, как только получишь их, — ответил Черкис, кивая в сторону своих пленников, — я тебе их отдам. Если же нет, они умрут.
— Но каких доказательств, какого залога ты потребуешь? — в глазах Норхалы было беспокойство. Я не могу клясться твоими богами, Черкис, потому что не верю в них. Ведь, если я скажу тебе да, и возьму девушку и мужчину, я потом могу напасть на тебя и уничтожить. Ты так и сделал бы, старый волк.
— Норхала, — ответил он, — я не прошу ничего, кроме твоего слова. Разве я не знал тех, которые родили тебя? Разве они не до самой своей смерти держали данное слово? Мне не нужно твоих клятв, дай только слово.
Хриплый голос стал ласковым. Он нс льстил, а точно отдавал должное. Лицо Норхалы смягчилось. А я почувствовал уважение к уму этого человека, хотя отвращение мое к нему от этого нисколько не уменьшилось.
— Это правда, — гордо ответила Норхала. — Но я не знаю, как можешь ты говорить такие слова, ты, Черкис, слова которого быстротечны, как река, а обещания не прочнее пузырей на воде.
— Я очень изменился за последние годы, Норхала. Я многому научился. Тот, который говорит с тобой сейчас, мало похож на того, кого тебя учили ненавидеть.