Мэри… Это нежное, мягкое, такое впечатлительное создание превратилось в мелочную, угловатую, наглую женщину. Она чужда и непонятна ему, она совсем неинтересной породы.
Райт написал Стакену. Ему потребуется более продолжительный отпуск: нужно основательно поправить здоровье. Но вместо заботы о здоровье Райт начал приводить в порядок вырезки из журналов, которые множились на его столе наряду с проспектами новых изданий. Приходили и письма с предложениями от издателей, заинтересованных в его новых книгах и статьях — имя и перо доктора Райта стали хорошей рекламой.
Страница летела за страницей — складывалась новая книга. Райт работал до поздней ночи. Он позволил течению унести себя к вымечтанной новой пристани, далекой от современной жизни. Течение убаюкивало его — он забывал ненужную, гнетущую повседневность.
Мэри застала Райта в рассеянности, но не заметила, как отдалился он от реальности, поскольку сама была слишком поглощена мыслями об интерьерах их будущего дома. Он поцеловал ее без всякого волнения. Мэри была немного обеспокоена и хотела на ком-то за что-то отыграться. К счастью, не на Райте.
В музее Стакен забрал со стола Райта рукописи, которые должен был прочитать ассистент: неразгаданные загадки гимнов, неустанное стремление древнего духа к познанию вечной божественной мудрости.
Пришло томительное лето, мало настраивавшее на работу. Райт, как и раньше, честно ездил в музей. В автобусе видел те же скучные лица, позы и жесты, те же накрашенные губы, напудренные носы и угловатые ручки зонтов.
Глубокая музейная тишина. Внимательный взгляд Стакена. Обычное место у окна. Гора рукописей все не уменьшалась. Стакен больше не раздражал его: Райт не замечал профессора. Стакен был неизбежен, как смерть.
Они редко разговаривали друг с другом. Сдавая работу, он даже не ждал оценки Стакена. Знал, что исправлять там нечего. Все и так было ясно. Профессор, очарованный скоростью работы помощника, разбрасывал по столу листки текстов, на которых писал комментарии. Стакен до сих пор не рассказал Райту о своей быстро продвигавшейся книге; он собирался назвать ее «Религия Египта» и указать на титульном листе две фамилии — свою и Райта. Райт же умалчивал о том, что во время короткого отпуска начал писать книгу под названием «Египетская женщина». Он понимал, что такое заглавие, вероятно, не совсем подходит для научной монографии — но читателей тема заинтересует не меньше, чем его самого.
Мэри злило упрямство Райта — тот все больше отвлекался от планов свадебного путешествия и с безумным рвением погрузился в работу. Обиженная невниманием жениха, она уехала куда-то на море. Райт довольно равнодушно принимал к сведению ее постоянно менявшиеся адреса. На ее открытки отвечал изредка и всегда по-разному: то торопливо набрасывал несколько строк, то начинал подробно рассказывать о своей работе и после безуспешно искал высказанные в письмах соображения в своих записях. Он неохотно отвлекался от работы и находил трудным, почти невозможным думать о чем-либо другом. Райт едва заметил долгое отсутствие невесты — он стал утрачивать чувство времени. Он обитал в ином мире, который каким-то чудом помещался в настоящем. Он так увяз в паутине прошлого, что среди миллионов жителей столицы, в XX веке нашей эры, ощущал себя случайно заблудившимся чужаком.
Однажды Райт обратился к Стакену:
— Господин профессор! Недавно вы дали мне в числе других один источник, совершенно не совпадающий по содержанию с остальными. К сожалению, я не имел возможности детально его просмотреть. Не будете ли вы так добры предоставить его мне для изучения?
Стакен, похожий на хищную птицу, сидел с опущенной головой и словно вознамерился проглотить слова Райта. Он глянул на ассистента искоса и не сразу ответил:
— Я уже понял, что вы имеете в виду, господин доктор. Этот документ — моя собственность и хранится в моей личной коллекции.
— Буду очень рад, если смогу ознакомиться с ним подробнее.
— Надеюсь, что вы найдете среди моих бумаг не менее интересные вещи. В моем собрании имеется немало уников и вы можете им пользоваться.
Райт слышал о собрании Стакена. Кое-какие документы были ему известны по цитатам в трудах профессора; но опубликована была лишь небольшая часть материала. Пикок, который, судя по всему, поддерживал тесную связь со Стакеном, только намекал на эти документы и, не описывая само собрание, ограничивался комплиментами, называя его «солидным». Учитывая, что все интересовались коллекцией, было непонятно, по какой причине Стакен так тщательно ее скрывал. Предложение профессора и тем более возможность увидеть его сокровища обрадовали Райта; но в последнее время он настолько отвык от людей, что ощутил замешательство и не знал, стоит ли принять приглашение. Стакен положил ему руку на плечо, чего не позволял себе никогда. От этого жеста все сомнения Райта рассеялись и он покорно произнес:
— Очень рад, господин профессор, я приду, когда вам будет удобно.
— Сегодня в десять вечера. Вас встретят.
В странном настроении шел Стакен по пустынной улице, пересекавшей Кайзераллее. Он принял приглашение Стакена не столько из любопытства, сколько потому, что почувствовал некую роднящую их связь, духовную близость — и теперь в сердце роилось столько надежд, что ему казалось, будто он идет на любовное свидание. Но какой-то голос в глубине сознания нашептывал ему что-то о насилии, о необходимости освобождения. Райт думал о своей книге и вдруг вспомнил Мэри, о которой совсем позабыл во время работы. Он сбился со счета домов и не сразу нашел жилище Стакена. Ворота одного из домов с садом были приоткрыты; светилось только окно, выходившее в сад. Это напомнило Райту свет маяка посреди моря. «Значит, здесь и живет Стакен…» — решил он.
В слабом свете, падавшем сверху и отражавшемся от стены, смутно вырисовывалась лестница. На втором пролете стояла на маленькой настенной полочке красная глиняная посудина с чадящим фитилем. На двери медная табличка с надписью: «Стакен».
ebooksa