— Где вы учились? — спросил Струмилин.
— В Балашове.
— У Сыромятникова?
— Да.
— Он прекрасный пилот.
— Вы лучше.
Струмилин поморщился: парень слишком грубо льстит.
— Я правильно говорю, — словно поняв его мысли, сказал Богачев. — Сыромятников — прекрасный педагог, но как пилот — он же старый.
— Между прочим, он моложе меня на три года, — хмыкнул Струмилин, — так что впредь будьте осмотрительны в оценках.
— Это приказ или пожелание?
Струмилин посмотрел на Астахова. Тот опустил глаза и принялся сосредоточенно просматривать старую газету, почему-то лежавшую на его столе уже вторую неделю.
— Я не люблю приказывать, — пожевав губами, сказал Струмилин, — а тем более советовать. Советуют мамы девицам. И, как правило, без пользы.
— Павел Иванович, — сказал Астахов, — я коротенько обрисую ситуацию, хорошо?
— Конечно, Сережа, я весь внимание.
— Прогноз дали на весну скверный. Лед уже сейчас начал крошиться, а до новолуния еще ждать и ждать. Пурги идут с юга, все время мучают обледенения, жалуются ребята. Я бы просил вас сначала заняться местными транспортными перевозками — надо забросить грузы на зимовки, а уже потом переключиться на обслуживание науки. Самолет ваш подготовили, так что завтра можно уходить на Тикси. Вот, собственно, и все.
— А в остальном, прекрасная маркиза, — пошутил Струмилин, — все хорошо, все хорошо!
Когда Струмилин и Богачев вышли от Астахова, Струмилин спросил:
— Кстати, вы знаете, что такое чечако?
— Кажется, новичок — по Джеку Лондону.
— Верно. Так вот, если не хотите казаться в Арктике чечако, сбрейте усы. Тем более они у вас какие-то худосочные.