Ночные окна

– Я вновь хочу акцентировать ваше внимание на деталях, – сказал он. Поднялся с кресла, но на сцену выходить не стал. – Почему девушка вытащила из сумочки именно две монеты? А потом одну из них забрала назад? Конечно, мне было бы много проще предположить, следуя логике господина Тарасевича, что призраком является вовсе не мужчина в качалке, а именно девушка-стенографистка. Поскольку, как вы помните, еще в самом начале Александр Анатольевич заметил, что литератор-сценарист полупьян. А где «полу-», там и «вдрабадан», так как мог окончательно упиться за то время, что мы с вами обсуждаем эту тему. Вывод: девушка-стенографистка попросту грезится ему в пьяном бреду. И следовательно, все ее действия не поддаются логическому объяснению. Потому что они – фикция.

– Браво! – опять подала голос актриса.

– Но я пойду по другому пути, более качественному, – продолжил Каллистрат, все же выбираясь из рядов и поднимаясь на сцену. (В это время дверь в кинозал отворилась и вошел кто-то еще, но кто, я не разглядел.) – Итак, выслушайте мою версию этой «Загадки Скотта Фицджеральда». Она будет в стиле Чаплина. Девушка… слепа от рождения. Поэтому она не видит мужчину в кресле, это ее жених. Он пьет от горя. Кроме того, она никакая не стенографистка, а… воровка. Хочет собрать деньги на операцию. По удалению катаракты или каких-то там бельм на глазных яблоках А жених все отбирает и пропивает, да еще и поколачивает ее. От этого сам страдает, горько рыдает, но продолжает глушить виски. Потому что – любовь. А девушка обворовывает сердобольных прохожих, которые ее переводят через улицу.

– Ха! – раздался смешок первого «сочинителя» – Тарасевича. – Думаете, это так просто: вытащить из кармана кошелек, когда ты сам слеп? Тут не всякий зрячий справится! Вот у нас в ФИАНе был один мой коллега, карточный шулер, так он годами тренировался, чтобы снять у тебя незаметно с пальца, ради смеха, обручальное кольцо. Так что не смешите меня!

– И вообще, – поддержал его Леонид Маркович Гох, – это не Чаплин, а какая-то мексиканская дребедень получается.

– Не спешите с выводами, – ничуть не обиделся Каллистрат. – Я еще не закончил. В пользу моей версии говорит то, что девушка вытряхивает из сумочки две монеты – это весь ее заработок за «хождение через улицу». Ключи она тоже у кого-то стащила – так, на всякий случай.

– И спичечный коробок, – добавил Гамаюнов, сам же и засмеялся.

– Спички – свои. – Рассказчика было не просто сбить с курса. – А перчатками она по привычке растапливает камин. Так гораздо удобнее, чем щепками. Они лайковые, быстро горят. Видите ли, в наследство от отца-банкрота, тоже хронического алкоголика, ей досталась убыточная фабрика по производству перчаток. Фабрика давно сгорела, остался склад с товаром. Спроса на него нет. Этими перчатками забит весь дом. Их хоть задницей ешь, извините. Вот и меняет каждый день, после воровства. Но в этот раз она стащила ключи от квартиры у доктора-офтальмолога. Он не стал вызывать полицию, шел следом, поскольку проникся к ней сочувствием. Запомнил адрес, узнал телефон. И позвонил: не вы ли та девушка в черных перчатках? Ее ответ вы слышали сами. Она попросту испугалась. Что дальше? – спросите вы.

– Спросим! – потребовало сразу несколько голосов.

– Дальше – как в сказке. Офтальмолог сделает ей бесплатную операцию, она прозреет, полюбит его, он – ее, они поженятся, а вечно пьяный жених тоже излечится, восстановит перчаточную фабрику и распродаст свой товар в России, северным народам Чукотки. Вот теперь у меня – все. Благодарю за внимание.

– Это не Фицджеральд, – грустно произнес Гох.

– Все равно – браво! – сказала Лариса Сергеевна.

– По крайней мере, смешно, – промолвила Ахмеджакова.

– Чушь! – выразился Гамаюнов.

– Но оч-чень романтично, – добавила путана.

Сатоси деликатно промолчал, а Тарасевич лишь громко фыркнул, как морж. С задних рядов поднялся Левонидзе (это он последним вошел в зал).

– Александр Анатольевич! На пару слов, – прокричал Георгий, помахав рукой.

– Сделаем перерыв, – предложил я, спускаясь со сцены.

Мне уже давно хотелось вызвать моего помощника на откровенный разговор и задать один очень важный вопрос, который мог многое разрешить и поставить точки над «i». Но сейчас было еще не время и не место. Да и Левонидзе сам завел речь об иных, более насущных делах.

– Во-первых, к нам пожаловали гости, – заговорил он, когда мы остановились в коридоре. – Это Николай Яковлевич и Маркушкин. Приехали они не одни, а с цыганами. На трех джипах с фургоном. Неужели не слышишь?