Я вспомнил желтые глаза Принца, когда он смотрел вслед уходящей хозяйке. Этот мрачный огонь, этот взгляд, полный ненависти, поразил меня не меньше, чем грозное рычание.
— Вы знаете — и все-таки ходите к нему?
— Чего бы я стоила иначе? Вся надежда, что он загрызет меня не до смерти!
— Почему?
— Это мой секрет.
Открылся секрет очень скоро. Все свободные дни я посвящал Арабелле. Принц, попрежнему, буйство вал. Еще через барьеры и обручи он прыгал, но ложился с большим трудом.
КАК-ТО, перед началом представления в зверинце, я зашел в уборную к Арабелле.
Она сидела перед маленьким зеркалом в короткой синей юбке, в бархатном корсаже-декольте, с голыми, мускулистыми руками и прикалывала к груди медали. Лицо ее было бледно и серьезно.
— Голова болит, — нехотя ответила она на мой вопрос о здоровьи; потом сердито отшвырнула ногой тамбурин, с которым танцевала в клетке. — Надоело мне все это! Чорт их побери!
— Кого?
— Да всех, все надоело, и звери, и люди!
— И я?
— Да, и вы тоже. Продам зверинец, не хочу больше. Открою пивную на родине или выйду замуж…
— Неужели вы могли бы всех своих зверей бросить?
Она задумалась.
— Ну, Робинзона оставлю, я с ним выросла, — как бы извинилась она за свою сентиментальность. — Который час?
— Восемь.
— О, пора.
Из мест для публики доносилось топанье ног и нетерпеливые аплодисменты. Лицо Арабеллы стало злобным.
— Сейчас, сейчас! Иду! Скоты поганые. Ну, до свиданья.