Мир приключений, 1927 № 11 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Называл он себя Иоганном Жибрамом. Предложение, с которым он обращался к высокопоставленным лицам, изумляло не меньше его наружности.

— Вы поймите, monsieur, ведь мое открытие сулит полнейшее перерождение человечества, — убеждал он — на что мы тратим миллиарды? На войны и на то, чтобы их предупредить. И, не смотря на это, мы вечно живем под страхом сокрушения наших ребер и нашей культуры неизвестным врагом. Мое открытие и призвано положить конец такой глупости раз навсегда. В воззрениях людей и даже в международных отношениях произойдет полнейший переворот! А зависеть он будет всего на всего от двух капелек вот этой жидкости. Вы просверливаете в черепе отверстие, берете шприц, вводите капли в специальное место вашего мозга и — баста: войны нет! Процедура эта займет времени буквально три минуты и абсолютно безболезненна и безвредна. Вот позвольте проделать ее, например, на вашем пальце, дайте только ток…

Высокопоставленное лицо отдергивало руку.

— Нет, пег, зачем же? Доверяю вам вполне! Я только думаю, что я в вопросе не компетентен. А вам бы обратиться, ну, в Сорбонну, в Сальпетрие, там у нас светила науки.

— А на что мне светила науки? Мое открытие нужно не обсуждать, а осуществлять.

— Да, monsieur, конечно… Это гак… Но, видите ли, (министр бросал взгляд на свой хронометр) я сейчас так занят. У меня идет реконструкция моих канцелярий по департаментам… Поэтому, извините, monsieur…

И он вставал, давая понять, что аудиенция окончена.

Косматый субъект несколько секунд стоял, вперив острый взгляд в министра, затем круто поворачивался и уходил.

У другого министра подобная же сцена.

— Понимаете, monsieur, люди — как бараны! Они готовы драться даже тогда, когда нет никаких поводов для драки! А почему? Потому что у человека остались от эпохи обезьян такие узелки в мозгу, центры, они и управляют враждой. Однако достаточно поразить узелок моею жидкостью, и человеческую воинственность, как рукой, снимет.

— Ну знаете ли, — возражал важно министр — не позавидую я человеческому обществу, если оно сделается мирным, как баранье стадо. А если меня оскорбят? Должен я реагировать или нет? А потом — где гарантия, что, поразив мой узелок, вы не поразите, вообще, мою инициативу? Наконец, представьте, что вы сделали инъекцию нам, французам, а немцам нет. Между тем они лелеют реванш! И узнав, что мы, при вашем просвещенном содействии, превращены в стадо мирных баранов, они сейчас же начнут гвоздить нас по нашли мирным лбам. Вы можете поручиться, что так не произойдет?. Вообще, monsieur, вы поднимаете весьма сложный вопрос. Его надо продумать принципиально… — И после паузы прибавлял:

— А теперь не могу больше вас задерживать. Государственные дела прежде всего, monsieur…

Не добившись ничего у министров, Жибрам направился к самому президенту республики, monsieur Шуазо.

Президент слушал изобретателя терпеливо, но, в конце концов, и он отослал его к какому-то ученому.

— Меня — к ученому! Зачем? Выслушивать наставления?

Тем не менее он пошел.

— Вы м-сье Жибрам? Прошу садиться. Изложите, в чем сущность вашего открытия… Только, пожалуйста, возможно сжатее.

Скрепя сердце, химик говорил в чем дело.

— Это все хорошо, но не больше, как утопия… Принципиально говоря, — важно возражал ученый, — поручитесь ли вы, что, вытравив мысль о борьбе, люди не потеряют стимул к развитию, например, своих талантов, к усовершенствованию своей породы, улучшению культурных условий и так далее?

Жибрам вонзал глаза булавки в ученого и раздраженным тоном говорил: