Ответа, конечно, не было. Сидевшие на корточках у двери рыбаки знаками поясняли, что она нема и глуха. Я подошел ближе и коснулся ее плеча. Она не шевельнулась. Я встал на колени, взял ее за руку. Пальцы не отрывались от земли и были холодные. — Рыбы холодные, потому что у них холодная кровь! — вспомнил я и, придвинувшись, приложил ухо к сердцу: оно стучало. Я встал и объяснил рыбакам, что ее надо вернуть родной стихии, иначе она умрет. Они дико улыбнулись, обменялись беглым и хитрым взглядом и закачали головами. — Нет! — они не вернут своей добычи морю. А если господин хочет, они продадут девушку ему за тысячу реалов. — Денег у меня было немного. Я пожал плечами и хотел поторговаться, но меня заменил Абдула. Призвав Аллаха, он принялся торговаться, как его сородичи на толкучке, когда скупают барахло, так что я всех троих выгнал за дверь.
Снова встал я на колени и начал шептать ласковые слова, говоря, что я куплю ее и сам отнесу в море, и она опять оживет и будет счастлива, и пусть помнит, что не все люди жестоки. Она лежала все также неподвижно, не поднимая век, не закрывая скорбного рта. Я снова стал слушать ее сердце, боясь руками коснуться ее. Тело было холодное, но сердце билось неровными шумами. Я приложил ухо к спине. Те же шумы, тот же стук. Что за притча?.. Я приложил руку трубкой к плечу — сердце билось в плече. Я вскочил на ноги. Ее сердце стучало у меня в висках. Это была моя собственная лихорадочно приливающая кровь. Новый приступ?.. Нет, слабость… Я нагнулся к сирене, взял ее голову ладонями за виски, хотел повернуть к себе лицом, — голова не подалась, она застыла. Сирена была мертва. Открытие острой болью прошло по моему телу.
Я стоял, глядел на нее и думал: что должна была испытать эта полудевушка, полурыба, извлеченная из свежих волн на горячий песок. Как трепетала она, как била серебряным хвостом, как рвала тонкими пальцами петли сетей, которые влекли ее из родной пучины на неведомый берег?.. А может быть, напротив, она была рада, ей хотелось посмотреть на него, узнать поближе тех, на кого она была наполовину похожа, ей наскучили рыбы и дельфины, она томилась в их немом и тупом обществе, поглощенном одними физическими интересами. Но едва ее туловище коснулось земли, рыбье естество ее двойной природы почувствовало себя в беде и взяло верх над человеческим. Сердце не вынесло боли от ожогов солнца, и она умерла, укоряя его за жгучесть ласк, не давшую ей изведать, что такое земная жизнь и что за существа живут на берегу. Может быть, этот молодой самолиец уже давно приглянулся ей, как принц русалке в сказке Андерсена?..
Абдула вполз в хижину и прошептал:
— Давай сто! я сторговал ее!
Я вручил ему деньги, нисколько не удивляясь такой сбавке.
— Ты моя теперь, и я отдам тебя морю!.. — хотел я сказать, но тут явилась другая мысль. Возвращать волнам труп не имело смысла. Гораздо целесообразнее было направить это морское чудо в какую нибудь кунсткамеру. Эх! будь в этой захолустной деревушке телеграф, можно было бы снестись с Академией Наук, и Зоологический Музей обогатился бы диковиной, столь упорно отрицаемой ученым миром.
Я начал раздумывать, как теперь быть? Жара — тропическая, и разложение может наступить сразу Что делать? у самолийцев лет лодок с двойным днищем для хранения улова. Вся пойманная рыба сразу расходуется и съедается. Завернуть в сеть и опустить с берега в море? Но какая может быть гарантия, что морские коньки и раки не проникнут через петли и не источат труп до когтей, или что не растерзают его акулы, изобилующие в здешних водах? Надо, не теряя времени, ехать в Обок и розыскать там какую-нибудь подходящую укладку. Я велел Абдуле заказать лодку.
— Нельзя заказать! — был ответ. — Никого нет. Когда назад — не знают. Пить ром уехали.
Выйдя на берег, я увидел, что и впрямь ни одной лодки нигде не было Вдали лишь виднелись черные точки, да двигалась черточка с длинным хвостом дыма, очевидно, пароход, отошедший из Обока.
Тут мне пришло в голову: не засыпать ли пока труп сирены песком? Песок был абсолютно сухой и мог служить отличным предохранителем от доступа воздуха в, значит, от гниения. По моему приказу, Абдула за еще остававшиеся у меня стекляные бусы и наши яркие деревенские платки подрядил женщин и ребятишек, и они скопом начали таскать песок в хижину и засыпать сирену, не трогая с места. Взялись они за дело весьма охотно, но у женщин я заметил какое-то выражение боязни и даже отвращения, когда они подходили к ней, что-то злое и враждебное. Но работали спорко, и насыпанный красноватый холмик вскоре скрыл все очертания морскою чуда.
По окончании работы, в которой и я принимал не малое участие, я почувствовал такое изнеможение, что Абдуле пришлось полунести меня домой и закатить новую дозу хины. Ночь не обошлась без кошмаров, чему особенно содействовал хохот гиены и лай шакалов, почуявших в плотно запертой хижине засыпанный труп. Да и с гор, заросших тропическими дебрями, подступавшими стеною к побережью, доносились крики обезьян и чудилось даже рыканье тигра. Но к утру все стихло, и я уснул очень крепко. Освеженный сном, я велел Абдуле готовиться к отъезду, решив перевезти сирену в насыпанной песком лодке в Обок, а сам поспешил к хижине, боясь найти морскую деву потревоженной зверями.
Каково же было мое изумление, когда у дверей я увидел огромную толпу туземцев, а среди них трех европейцев, в шлемах с белыми клеенными тюрбанами, и обоих рыбаков, благоговейно слушавших иностранца, изъяснявшегося по-самолийски. Увидев меня, один из иностранцев быстро пошел мне навстречу и отрекомендовался по-французски: — Капитан Н… — Я назвал себя.
— Это вы засыпали ее песком?
— Я. А что?
— Да она начала портиться, а мы дали за нее огромные деньги.
— Какие деньги? Я купил ее за сто реалов.
— С нас они спросили две тысячи, а мы сторговались за триста.
— С меня они хотели тысячу и уступили за сто. Сирена моя, я заплатил за нее сразу все уговоренное.
— Они говорят, что взяли с вас сто реалов только за осмотр.
ebooksa