Оскверненный трон

22
18
20
22
24
26
28
30

Мехрунисса отложила в сторону томик стихов персидского поэта Фирдуза, который ее отец купил для нее у купца, недавно приехавшего из Табриза, встала и потянулась. Чувствуя, что ей надо размяться, она поднялась на плоскую крышу отцовского дома, наслаждаясь теплом каменных ступеней под своими окрашенными хной босыми ногами. Ступив на крышу, посмотрела на север. Там, на фоне заснеженной гряды гор, виднелась запрещенная крепость, воздвигнутая на голом утесе, возвышавшемся над городом.

Она часто думала об этой крепости во время своего пребывания в Гауре – как крохотные бойницы в ее стенах напоминали глаза, наблюдающие за Кабулом. Несмотря на то что это была резиденция наместника, отец Мехруниссы рассказывал, что роскоши там мало – просто продуваемая всеми ветрами цитадель, построенная еще до Бабура, который начал свое вторжение в Хиндустан именно отсюда. И все равно ей хотелось увидеть, что внутри этой постройки, в которой были взлелеяны такие непомерные амбиции. Как должен был чувствовать себя человек, наблюдающий за тем, как армия моголов покидает стены цитадели и растекается по равнинам, двигаясь по пути завоеваний, изменивших судьбы миллионов людей? Что должен был чувствовать сам Бабур, когда увидел, что его амбиции превращаются в реальность?

Сможет ли она понять это когда-нибудь? Даже если ей не довелось родиться мужчиной, как ее старшему брату Асаф-хану, офицеру армии падишаха, участвующему сейчас в кампании на юге, в Декане, в тысячах милях отсюда, или как ее младшему брату Мир-хану, который служит в гарнизоне Гвалиора, где заключен сын падишаха Хусрав, она все равно хотела бы еще много где побывать и много что понять… Ведь родись она мужчиной, отец не бросил бы ее умирать сразу же после рождения во время своего опасного путешествия из Персии в Агру, хотя ему этого очень не хотелось, и не обрадовался бы так после того, как судьба и верный купец вернули ее. Мысль о том, что холодный расчет возобладал над любовью ее отца к ней – а она была уверена, что родители ее любят, – осталась с Мехруниссой навсегда. Вместе с опытом, который она приобрела в Бенгалии, эта мысль заставила ее циничнее относиться к людям и к мотивам их поведения. А в кризисные периоды такие мысли могут серьезно влиять на окружающих.

Кроме того, женская жизнь, ее собственная жизнь, была невероятно замкнута, будь то в родительском доме или позже, в гареме Шер Афгана в Гауре. Еще когда она была ребенком, ее интересовало так много вещей – родина ее семьи на востоке, в Персии, и то, как падишах управляет своей державой, и действительно ли купола и минареты Самарканда на северо-западе блестят голубым, зеленым и золотым цветами, как ей рассказывали. Ее отец – когда ей удавалось оторвать его от его бухгалтерских книг – пытался ответить на ее вопросы, но ей хотелось знать еще больше. Чтение помогало Мехруниссе бороться с разочарованием. В Гауре те несколько рукописных томов, которые ей удалось приобрести, скрашивали ее жизнь с Шер Афганом после того, как она разочаровалась в своем муже. И в то же время они увеличивали ее беспокойство и растущее недовольство. Все вокруг – и рассказы путешественников, и даже стихи – разжигали ее и без того яркое воображение, рассказывая о жизни, во много раз более интересной, чем регулярное спаривание без любви в гареме Шер Афгана или домашний уют ее родительского дома…

Неожиданно Мехрунисса услышала шум внизу на площади. Быстро подойдя к красно-оранжевому экрану, который закрывал крышу со стороны, граничащей с площадью, от нескромных взглядов прохожих, она посмотрела вниз. На площадь выезжал конный отряд воинов падишаха во главе с офицером и знаменосцем. Когда военные спешились, слуги ее отца поспешно схватились за уздечки, а через мгновение появилась высокая и худая фигура ее отца, самого Гияз-бека. Быстро наклонив голову и коснувшись правой рукой груди, он увел офицера в дом. «Что им надо?» – подумала Мехрунисса.

Оставшиеся всадники разгуливали по площади, разговаривали, смеялись и угощались орехами, которые купили у старика-торговца – его лицо было таким же морщинистым, как и орехи, которые он продавал, – вечно торчавшего на площади. Но как Мехрунисса ни напрягалась, она не могла разобрать их слов. Время шло, офицер все еще был у ее отца, и женщина, спустившись во внутренний двор на женской половине, уселась в кресло и вновь открыла книгу. Тени стали удлиняться, и двое слуг уже зажигали лампы, когда Мехрунисса услышала отцовский голос. Подняв глаза, она увидела, что тот сильно возбужден.

– В чем дело, отец?

Гияз-бек жестом велел слугам покинуть помещение, а потом устроился рядом с дочерью на корточках, вращая тонкими пальцами кольцо из аметиста в золотой оправе, которое, сколько она себя помнила, он носил на среднем пальце левой руки. Она никогда не видела своего отца – обычно сдержанного и спокойного – в таком состоянии.

Несколько мгновений он колебался, а потом начал не совсем твердым голосом:

– Ты помнишь письмо, которое я написал тебе в Гаур? Что я удивлен расположением падишаха и тем, что он выделил свои войска для того, чтобы сопроводить тебя домой?

– Помню.

– Я тогда был не совсем честен с тобой… У меня было подозрение, каковы могут быть мотивы падишаха…

– Что ты имеешь в виду?

– Несколько лет назад кое-что случилось здесь, в Кабуле, – кое-что, связанное с тобой. Я тебе об этом никогда не говорил, поскольку считал, что тебе лучше об этом не знать. Если б дела повернулись по-другому, я унес бы это знание с собой в могилу. Когда падишах был еще шахзаде, сосланным сюда, в Кабул, мы многое с ним обсуждали. И хотя я был лишь казначеем его отца, мне кажется, что он уважал меня как человека образованного и даже относился ко мне как к другу. Именно поэтому однажды я попросил тебя, свою единственную дочь, станцевать для него. Я думал только о том, чтобы отплатить ему за его отношение самым дорогим, что у меня было. Но вскоре после этого – может быть, даже на следующий день, точно не помню – он приехал ко мне… Ты знаешь, что ему было нужно? – Гияз-бек пристально смотрел на дочь.

– Нет.

– Он попросил отдать тебя ему в жены.

Мехрунисса встала так резко, что ее кресло перевернулось.

– Он хотел жениться на мне?..

– Да. Но я был вынужден сказать ему, что ты уже обещана Шер Афгану и что честь не позволяет мне разорвать этот договор…

Сжав руки, Мехрунисса стала мерить шагами двор. Ее отец отказал Джахангиру… Вместо того чтобы быть женой холодного и жестокого Шер Афгана и жить в вонючей жаре Бенгалии, она могла бы стать женой шахзаде при дворе Великих Моголов и пребывать в самом центре событий. Почему? Как он мог? Что могло заставить отца лишить ее столь многого? Ему это тоже было бы выгодно, так же как и остальной семье…