В Испании строго запрещено ставить палатки где-нибудь, кроме как на специально предназначенных для этого площадках. Это касается даже ночевок (когда палатку устанавливают на время от заката до восхода солнца). Разумеется, запрет очень трудно соблюдать. Ничто не приносит так много радости, как нарушение неприменимого закона: ты чувствуешь себя умнее общества. К тому же это крошечный акт сопротивления.
И как всякий такой акт, он делает людей братьями. Вы очень скоро обнаруживаете, что население Испании очень снисходительно к тем, кто разбивает лагерь в запрещенном месте. Испанцы не только терпят нарушителей, но даже помогают им.
Часы и несчастья паломника с палаткой
Первые этапы Пути, от границы до Бильбао, были для меня как удары для осьминога, которого рыбаки бросают на камни набережной, чтобы его мясо стало мягче. Даже без соседей-храпунов я медленно засыпал на жесткой земле; но утренняя жара не обращала на это внимания и заставляла меня выбираться из мешка уже с восходом солнца. Впрочем, я быстро обнаружил, что вышеупомянутый мешок, купленный для пиренейского Высокого Пути, был слишком теплым для конца весны в Испании.
Едва встав, оглушенный нехваткой сна, я должен был идти вперед до тех пор, пока не найду открытое кафе. Обряд приготовления еды на плитке слишком угнетает сознание по утрам, и совершенно незачем испытывать удобства, словно находишься в пустынных просторах высокогорья.
Единственная трудность в этом случае – несовпадение тех мест, где возможны «дикие» остановки, с теми, где можно найти кафе. Несколько километров, которые отделяют участок поля, выбранный для ночлега, от места, где можно выпить стакан кофе со сливками, странник каждое утро проходит в глубокой коме. Раньше он не знал, что она совместима с ходьбой. Как правило, Путь выбирает именно это время, чтобы углубиться в лес или пройти по очаровательным тропинкам, которыми странник охотно полюбовался бы, если бы не 6 часов утра и не пустой живот.
То там, то здесь путевые знаки указывают паломнику на родники и ручьи, чтобы он смог напиться и умыться. Тот, кто не имел возможности принять душ в гостинице, должен использовать такой случай, когда он есть. Иногда я утром окунался в ледяную воду, если в это время Путь еще не соизволял провести меня мимо бистро. То, что в другое время могло бы считаться удовольствием, теперь только усиливает изнеможение. Когда, наконец, на пути оказывается деревня и вам удается что-нибудь съесть, усталость, отсутствие отдыха, ощущение, что вы паритесь в грязной одежде, делают вас нечувствительным к подхлестывающему удару кофеина, и весь день проходит словно в тяжелом похмелье.
В Эускади (название испанской области Страна Басков на баскском языке. –
Нужно всегда остерегаться зеленых мест. Такая свежая и сочная растительность, такой резкий и блестящий оттенок зелени могли возникнуть лишь по одной причине, и эта причина – дождь. Пейзажи этой недели остались в моем уме расплывчатыми, зато я очень хорошо помню ливни, которые обрушивались на мою спину в Стране Басков. В городе Деба я был вынужден остановиться в гостинице, чтобы высушить свое снаряжение. Благодаря этому случаю я нашел ритм, в котором прошел весь Путь, – два или три дня в палатке, потом один день в маленькой гостинице. Против своей воли я уже был связан обетом бедности, который дают паломники, и мне пришлось успокаивать себя по этому поводу. Поразмыслив, я подсчитал, что плата за комнату в обычной гостинице примерно в три раза больше, чем в альберге, а значит, я буду тратить не больше, чем «нормальный» жаке.
Именно на этом отрезке Пути мне пришлось выбрать для ночевки самые необычные места. Например, я спал в маленькой бухточке между двумя утесами, где многослойные скалы, сглаженные ударами моря, погружаются в волны, как зубья гигантского гребня в пряди волос. Параллельные ряды розовых и серых камней тянутся от берега к горизонту. Когда на море отлив, человек может пройти по этому священному Пути, вымощенному камнями. В этом месте мне было дано увидеть роскошный закат. Последние лучи дневного светила начинали путь от горизонта и достигали меня, скользя по этим каменным рельсам, проложенным на поверхности моря. Небо было чистого синего цвета. Мое сознание почти пришло в норму: накануне я один раз поел в гостинице, и эта пища придала мне сил. Я был настроен почти оптимистически. Моя палатка была аккуратно поставлена у края скал, на поле, с которого, когда стало смеркаться, ушли крестьяне, унося на плечах длинные грабли, которыми сгребали сено. Ночь, похоже, будет тихой, значит, если мне немного повезет, я смогу уснуть.
Увы, через час разразилась гроза и дождь стал хлестать берег с неслыханной силой, а я всю ночь удерживал палатку, которую ветер мог унести.
С первыми лучами нового дня я отправился в путь – снова мокрый, страдающий от тошноты и обессилевший от усталости. Знакомые камни под дождем стали серыми и казались когтями, вцепившимися в море. По моим расчетам, до ближайшего кафе было четыре километра.
Одиночество
На этих первых этапах Пути я был один или почти один. Я проходил мимо паломников, но это случалось редко, и я держался в стороне от них. Не спать в гостиницах – большой недостаток в мире паломников, идущих в Компостелу. Гостиницы – пункты сбора, где они поневоле знакомятся между собой благодаря различным ритуалам – выбору спального места («вверху или внизу?»). Это серьезный выбор, и именно с него обычно начинается первая беседа.
На Северном Пути паломников немного, вследствие чего пеший странник не встречает их или встречает очень редко. Если он идет достаточно быстро, то иногда проходит мимо паломников-одиночек или целых групп. Сначала он долго видит их спины и подвешенные к их рюкзакам раковины, которые раскачиваются при каждом шаге, отбивая такт. Потом он приближается к ним и, обгоняя, говорит ритуальное приветствие «Бон Камино», что значит «Хорошего Пути». Это слова не испанского языка, а своеобразного эсперанто. Их произносят и немцы, и австралийцы, и это вовсе не значит, что человек говорит по-испански. Если вы ответите на них фразой на языке Сервантеса, можно поспорить на что угодно, что паломник смущенно покачает головой.
Я очень хорошо приспособился к своему одиночеству. Мне оно даже казалось необходимым для того, чтобы освоиться с новым состоянием постоянного движения и нищеты, которое навязывал мне Путь. Когда я видел пары или группы паломников, мне казалось, что им чего-то не хватает, чтобы полностью быть паломниками. Точно так же, как при языковой стажировке студент не может выучить местный язык, если его сопровождают соотечественники, так и к паломничеству нельзя по-настоящему привыкнуть, если не дойдешь до крайних пределов одиночества, медленного пережевывания еды и мыслей – и нечистоплотности, которой не ставит пределы соседство знакомых.
Так, своим полным одиночеством в первые дни я заслужил свое первое звание в армии паломников-компостельцев. Мое лицо заросло короткой бородой, на одежде появились пятна от грязи и различных продуктов, которые разливались или рассыпались, когда я готовил на земле. А мой ум, по которому шаги били, как удары молота, потерял свою обычную форму, затуманился от тошноты и усталости и в конце концов, претерпел великое преобразование, быстро превратившее его в сознание истинного паломника.
То, чему я раньше, до выхода в путь, не уделял никакого внимания, постепенно стало приобретать для меня большое значение. Замечать знаки, которые помогают ориентироваться. Купить еду. Найти, пока не поздно, плоский участок земли, где можно поставить палатку. Подумать, как сделать легче груз, который ты несешь на спине и который все еще слишком тяжел. Вот какие дела начинают заполнять ум жаке днем и ночью настолько, что делают паломника своим рабом.
Во время этого преобразования он становится совершенно другим человеком – не тем, кем был раньше. И тогда он готов к встрече с другими.
У меня эта пора привыкания продолжалась примерно до остановки в монастыре Зенаруза. К нему подходят по старинной мощеной дороге, совершенно средневековой. Эта calzada, которую накрывала тень деревьев, была еще мокрой после вчерашних дождей, когда я по ней шел. Как только я покинул эту низинную дорогу, меня встретило яркое солнце, которое заливало светом заросли кустарника и заставляло блестеть нежную зелень лугов на холмах. Монастырь находится на вершине одного из склонов. С того места, где он стоит, открывался широкий вид на баскские поля и на давившее их своей тяжестью небо густого синего цвета с ватной подкладкой из больших белых облаков. Перед монастырской церковью стояли три гранитные колонны, отмечавшие последний этап Страстного Пути. Когда проходишь через ворота, справа от тебя оказывается церковный двор, а налево – здания монастыря. В тот момент ни на той, ни на другой стороне не было ни одного человека. Дальний конец двора примыкал к заросшему травой парку, который поднимался вверх до границы леса. Маленькая лавочка, где продавались вещи, сделанные монахами, была закрыта; но у входа был внутренний телефон, по которому можно было вызвать отвечавшего за нее брата. Я позвонил. Скрипучий голос велел мне обойти вокруг современного здания и ждать перед кухней. Тогда я заметил, что сзади церкви действительно стояло небольшое здание, построенное совсем недавно; его фасад был обращен в сторону холмов, широкий вид на которые открывался с этой точки. У этой постройки были обычные застекленные окна, и она имела жилой вид. Зайдя за угол, я оказался на террасе, которая находилась у подножия этого нового здания, и стал ждать.
ebooksa