У женщины был слегка писклявый голос. Из-под белого платка выглядывали редкие, совсем седые волосенки. Руки скрестила на груди и что-то быстро-быстро произнесла.
— Она тоже тридцатого видела одну из Соостеров.
— Кого?
— Вену, дочь Айно.
— И?
Юрий Иванович не понял последнего слова и спросил:
— Что «и»?
— Я говорю, продолжайте.
— Она, — эстонец указал рукой на жену собеседника, — разговаривала с Вену, и та поведала, что в последнее время боится выходить излома, чувствует, что кто-то за ними всеми наблюдает.
— Не говорила ли она, видела кого-то или нет? Может быть, просто мельком?
— Извините, Аркадий Аркадьевич, что такое «мельком»?
— Бегло, вскользь, — Кирпичников видел, что Кеёрна не совсем его понимает, — ну, короткое время.
— Vilkuvalt, — Юрий Иванович обратился к женщине, потом после ее ответа к начальнику уголовного розыска. — Нет, она говорит, что не видела. Ее внучка Линда ходила в школу вместе с Цецелией, дочерью Вену. Вот Линда потом и рассказала, что девочка с первого апреля не появлялась, и с этого дня Цецелию и никого из Соостеров никто не видел.
— Спросите, как они относились к Соостерам.
— К старшему — с опаской, а к женщинам и детям — с сочувствием.
— Как это понять?
— Айно хоть в церковь и ходил, но дочери прохода не давал. Их прежняя горничная, не проработав и года, сбежала. Вначале ей везде привидения чудились, а потом она Соостера с дочерью застала в непотребном виде на сеновале.
— Значит, привидения появились давно?
— Аркадий Аркадьевич, если вы о незнакомце, то предыдущая горничная была не совсем здорова, она верила во всякую мистическую чушь и немного тронулась головой.
— Но ведь видела хозяина с дочерью на сеновале?