— Значит, будет исключение из правил.
— Из каких правил?
— В дознании мы доверяем фактам, и поэтому иногда многие из них подтверждают вину того или иного лица. В таких случаях фатум выше всего остального.
— Фатум?
— Судьба, если говорить по-русски.
— Значит, вы признаете, что я могу говорить правду, но ее невозможно подтвердить?
— Вы правильно уловили мою мысль.
— Если я скажу правду…
— Почему «если»? В ваших же интересах ничего не скрывать.
— Но если правда может навредить третьему человеку?
— Как я понимаю, в вашем случае это замужняя женщина, правильно?
— Вполне может быть.
— И следовательно, вы не хотите, чтобы ее муж узнал о вашей с ней связи?
— Именно так.
— Понимаю, мужская честь не позволяет вам открыть имя дамы, даже если отсутствие алиби, возможно, отправит вас в тюрьму, притом не на один год.
Лану только играл на скулах желваками.
— Вы забываете, любезный господин Шаас, что уголовный розыск не афиширует то, что узнал, и ваш визави никогда не узнает об измене жены.
— Я не совсем уверен в этом.
— Ваше право верить мне или нет, ваше. Но повторюсь, что иногда благородство играет скверную шутку, порой тянет на десяток лет каторги. Подумайте над моими словами. В данном случае я вам не враг, хотя можно подумать, что мы находимся по разные стороны баррикады.
— Я знаком, — Лану усмехнулся, и уголки губ образовали не улыбку, а подобие древнегреческой маски, выражающей собой трагедию, — с вашими методами, этому быстро учишься в армии.