Лану криво усмехнулся, но улыбка вышла жалкой и неестественной..
— Бывало, но тогда мне везло.
— Не подскажете, в какую одежду был одет муж женщины?
— Темно было, и я не разглядел.
— Тогда вы не должны были разглядеть лицо?
— Я и не разглядел. Он вышел, сел на телегу и уехал.
— Отчего вы так уверены, что это был ее муж?
— А кто еще? — искренне удивился Шаас. — Неужели… — его посетила неожиданная мысль, — ну, чертова баба. Мужик за порог, а она во все тяжкие. Ну, и баба, — покачал он головой.
— Стало быть, кто вышел из дому, вы не видели?
— Не видел.
— Но целый час наблюдали за домом, чтобы забывчивый муж не застал вас?
— Да.
— Хорошо, любезный господин Шаас, посидите-ка ночку под замком и подумайте, что можете нового нам поведать.
— Но я…
Кирпичников махнул рукой, мол, уведите.
— Ночью не замерзнет? — обеспокоился Юрий Иванович за земляка.
— Дайте ему что-нибудь теплое.
Лану увели, плечи его так и не расправились. Шел, словно сейчас выведут к эшафоту и за грехи, которые совершил, лишат жизни, в которой он приносил одним несчастье, другим неудобства, а третьим полные слез страдания. У двери Шаас повернул голову, хотел, видимо, что-то сказать, но промолчал, только сверкнул погасшими глазами и сжал до боли зубы.
Из мызы Соостеров вернулись эксперт, доктор и фотограф.
— Как успехи, господа? — поинтересовался Кирпичников.