Джек Восьмеркин американец

22
18
20
22
24
26
28
30

Все побежали в разные стороны и остановились шагах в сорока от костра. В огне еще несколько раз хлопали выстрелы, и горящие сучки разлетались далеко и дымились между могил. Теперь опасно было подойти к костру, разбросать хворост.

– Валить березу придется, – сказал Зерцалов. – Кто за пилой пойдет?

Двое ребят побежали в Чижи за пилой, остальные расселись кругом на могилах. Стало совсем светло, но нельзя было все-таки узнать человека. Лицо его было по-прежнему прикрыто картузом, руки обнимали ствол.

Огонь под березой потух. Только черная, обожженная кора дерева курилась дегтярным дымом.

Из Чижей принесли пилу и топоры. Николка Чурасов подбежал к дереву первый. Он начал рубить быстро и со злостью, как будто разил врагов. Подруб шел в дерево наискосок, мелкие щепки летели далеко в стороны.

– Смотри, Коля, застрелит! – крикнул Чурасов.

– Сразу не застрелил, теперь не застрелит, – откликнулся Николка. – Все патроны вышли у него, должно быть.

– Пилой надо, – сказал Зерцалов. – Пилой верней.

Двое ребят, Булгаков и один чижовский, начали пилить против подруба. Вдруг Капралов крикнул:

– Стреляет!

С дерева грянул выстрел. Дробь крепко звякнула по пиле. Одна дробина попала в руку Булгакова, и он побежал со стоном, зажимая рану ртом. Остальные запрыгали через могилы.

– Кончать историю надо, – сказал Николка. – Пусть стреляет, а я дерево повалю.

Он поплевал на руки и взялся за пилу.

– Ну, ребята, кто со мной на линию?

После недолгого молчания вышел Козлов:

– Вместе помрем, Николка. Берись!

– Стой, стой! – вдруг закричал Курка. – Пусти, Николка, меня. Может, это он станцию поджег? Моя вина, что тогда я его прозевал. Пусти. Я пилить буду. А тебе дела другие найдутся.

Николка отошел от дерева. Не глядя наверх, Курка и

Козлов принялись пилить. Все со страхом и напряжением смотрели на них и на верхушку дерева. Но человек не стрелял.