Но теперь все розы выродились в шиповник, а на пионах бутоны поели муравьи. Старый дом стоял как развалины древнего храма, и Кацауровы боялись к нему подходить, говорили, что могут упасть колонны.
За старым домом начинался огромный фруктовый сад, но за деревьями никто не ухаживал. Многие из них раскололись пополам и лежали на земле. Все это не понравилось
Джеку.
Потом смотрели круглый пруд. Адмирал называл пруд
«Тихим океаном» и тут же рассказал Джеку, что копали «океан» еще при Александре I крепостными руками и на работу ушло пять лет. Посредине пруда был высокий остров, и на нем росли деревья. Раньше в этом пруду водились золотые карпы, а теперь только лягушки квакали.
Джек ходил по Кацауровке, чмокал языком и все время думал о том, что хорошо бы привести имение в порядок и наладить в нем крупное молочное хозяйство. Но сказать этого адмиралу он не решился. Старик был убежден, что все идет хорошо и что они богатые люди. Когда стемнело, адмирал начал рассказывать, как раньше жилось в Кацауровке. Но до конца свой рассказ он не довел, махнул рукой и вдруг запел:
Татьяна закричала:
– Стоит ли старое вспоминать! Проживем и теперь, папочка.
Но Джек понял, что сказала это Татьяна для утешения отца и что живется сейчас в Кацауровке скверно.
Часов в десять вечера Джек, захватив с собой две английские книги, пошел домой. Прощаясь, Кацауровы просили его заходить еще и сами обещали «нагрянуть» в Починки посмотреть плантацию.
Братья Джеку не понравились. Но адмирал и Татьяна были ему симпатичны. И он решил в ближайший же свободный день опять прийти в Кацауровку, чтобы вернуть
«Робинзона».
На плантации Джека табак бурно шел в рост: стояло жаркое лето, а поливка растениям была хорошая. В конце июля Джек обломал верхушки растений, и теперь листья быстро увеличивались и зрели. Они были уже широкие и длинные, с толстыми жилками, липкие, как бумага для мух.
Джек оставил порядочно кустиков и на семена; по его предположениям, они должны были вызреть, цвели хорошо. Вокруг участка Джек построил забор из жердей и еще раз окучил растения, а Катька с Пелагеей выпололи сорную траву. Теперь плантация выглядела нарядно.
Хорошо шла американская пшеница, особенно «манитоба». Каждое зерно дало целый кустик колосьев, и мужики приходили смотреть на нее чуть ли не каждый день.
Похваливали, завидовали, говорили только, что мало.
Однажды перед избой Восьмеркиных остановилась телега, и из нее вышли три немца. Они сняли шляпы и попросили у Джека разрешения осмотреть плантацию: до них дошли слухи, что у него хорошо идет «вирджиния».
Сами они сеяли легкие табаки, но других сортов, и каждым новым сортом интересовались.