Говорили мне ребята, что ты от них морду воротишь и не хочешь в коммуну идти. Как же это ты, братец, такого маху даешь?
– Некогда, Миша… – заговорил было Джек.
– Подожди, подожди, дай я скажу. Ведь паршиво, братец, поступаешь. Видел я твой табак – слов нету, хорош! –
научился ты добру в Америке. Только для себя одного ты это добро бережешь. Ты посмотри кругом-то сначала. Ведь мучается деревня, форменно мучается. Бедность страшная, со свиньями дети спят, мылом только по праздникам моются. Да что я говорю! Знаешь ты, что Сережка Маршев двух своих сестер нищенствовать в город послал? А ведь по двенадцати лет девчонкам. Ты думаешь, коммуна только пустяки, шутка? Нет, брат, не шутка. Хочет деревня на ноги стать, жажда огромная, да уменья нет. Неужели не поможешь?
– Я тебе, Миша, все объясню, – ответил Джек дружески.
– Я свой расчет на табаке строю. Весь огород по?том полил.
Думаю заработать. Сам посуди, какой мне смысл с ребятами соединяться? Так вот Робинзоном и живу.
– Теперь у нас робинзонов не жалуют, – хитро сказал
Мишка. – Индивидуальным налогом облагают.
– Ничего с меня не возьмут, – произнес Джек, подумавши. – Прежде чем дело начинать, я все в городе подробно узнал. Участок у меня маленький, а культура новая.
По закону обложению не подлежу.
Тут вышел вперед Николка Чурасов, который до этого молчал. Он снял с плеча свое одноствольное ружье, поднял его к луне и закричал:
– Охота вам, ребята, с кулаком разговаривать. Дело ясное, он со своим табаком на ту сторону баррикады перебрался. Вот перед всеми говорю: гореть будешь, Яшка, я тебе ведра не дам. Придешь ко мне за помощью голодный, я в тебя солью выпалю. Идем, ребята, а то я от раздражения сейчас стрелять начну.
– Подожди, Миша, – сказал Джек Громову. – Пусть они уходят, а ты подожди. Давай о Москве поговорим. Как твое ученье?
– Не о чем нам, Яша, разговаривать, – сказал Громов сокрушенно. – Не думал я, что такой ты человек. Ну, как знаешь…
И ребята ушли. А Джек прислонился к изгороди и долго глядел им вслед. Он понимал, что это последний разговор о коммуне и что с этого часа ребята ему действительно враги.
Но это его не огорчало.
Он стоял у изгороди и думал о своем. Думал долго, может быть час. Потом вдруг встрепенулся и свистнул.
Ему показалось, что он нашел верный способ избавить
Татьяну Кацаурову от тяжелой жизни.