Георгием Романовичем. Тот мутно поглядел и так лизнул пересохшие губы, словно готов был сорвать с них кожу.
Плицы шлепали за переборками кают-компании, ночь перемалывалась скрежещущими машинами, у нее был тошнотворный вкус, пресекавший Тер-Погосову всякую возможность наслаждаться веселой стряпней судового кока: пароход начало поматывать килевой качкой, а Тер-Погосов был в сильной степени подвержен морской болезни.
– О чем мы с тобой будем разговаривать?
– У меня есть что спросить.
Тер-Погосов откинулся от стола, прижал салфетку к губам, позеленел, ему невмоготу было оставаться в каюте, полной запахами еды, он выбежал на палубу. Высокие рваные облака, предводимые бежавшими за пароходом звездами, темно плыли в небе, их земным отражением казалась большая, неясная баржа с печальным огоньком на носу. Тер-Погосов прислонился к борту, блуждающий свет из кают-компании колебался на его измученном лице. Он едва собрал силы выдавить:
– Ну, говори, если не терпится!
Веремиенко начал издалека, – трудно нападать на потерявшего самообладание человека, – он дал понять, что раскусил способ обмишуливанья (так мудрено и выразился: «Разделяй и властвуй»). Его, Онуфрия Ипатыча, постоянно старались поставить один на один с Георгием Романовичем.
– Только вы меня своей лавочкой не удивите, я на весь банк пойду.
– Раскудахтался, – вяло сказал Тер-Погосов.
Муханов вперился в неизмеримую мглу, в которой барахтался пароход. Муханов не проронил ни слова, зная, что это молчание – помощь Онуфрию Ипатычу, что молчать разумно, что пора накапливать союзников, иначе ему достанется последнее единоборство с Тер-Погосовым, который подминал людей, как кабан кукурузу.
– Да что там языком колотить! – закричал Веремиенко.
– Бочки с песком везем…
Тер-Погосов пожал плечами, отвернулся. Не защищенная волосом белизна шеи вдруг открылась Онуфрию
Ипатычу.
– Огласки боишься… Судно маленькое, в пассажирской каюте захрапят, на мостике слышно. Деньги!
– Тише, дьявол!
– Деньги, деньги на бочку!
– Сколько?
– Все мои три тысячи, как хочешь, – золотыми, долларами, фунтами.
– Бандит, еще валюты перебирает!