Саранча

– Сгружать! Сгружать! – крикнул кто-то.

Из-за пакгаузов, прыгая по шпалам, приближался коренастый, как сноп, Веремиенко, в суровой парусине, в высоких сапогах, улыбался, помахивал рукой. Наперерез ему из дверей вокзала выбежал неслышной поступью Эффендиев, пепельный, словно заверть дорожной пыли, волочил нагайку, за которой, словно привязанный, едва поспевал начальник станции.

– Единственное его оправдание, что в ваших водах лет пять не было ни одного судна. Впрочем, я его арестовал.

– Кого?

– Капитана, разумеется.

– Сгружать, сгружать! – кричал Веремиенко.

Эффендиев остановился круто, начальник станции едва не толкнул его в спину, хриплый шепот прошипел по всей длине платформы:

– Что сгружать, сука, когда вы не сумели сберечь груза?

Муханов словно не слышал, но еще ровнее и неуловимо громче (несомненно, громче) продолжал сообщать Крейслеру:

– Парижская зелень. Мы скупали ее, будь она проклята, по немыслимой цене. Мышьяка под конец уже не было на рынке. Отруби для приманки, патока, каустическая сода, серое мыло… По нынешним-то временам! Есть от чего голову потерять! Если капитана не расстреляют, я буду удивлен, хотя и рад, – я не люблю крови.

Он содрогнулся, закашлялся, стал закуривать папиросу

– руки его дрожали – и, как в забвении, повторил:

– Я арестовал капитана.

– А все-таки что-нибудь привезли? – резко спросил

Эффендиев, ни с кем не здороваясь.

Муханов не повернулся к нему, но почти по-военному четко начал рапортовать Крейслеру об аппаратах-сжигателях, выполненных по его проекту, об остатках ядов и горючего, уцелевших на пароходе.

– Сделаем, что в наших силах, мы – не боги. Механическая борьба не обещает большого успеха, но нельзя опускать руки. И, как насмешку, мы привезли штук семьдесят ранцевых опрыскивателей «Аутомакс», – превосходные, – одиннадцать конных «Верморелей» да два

«Платца».

– Ядов-то, неужели ничего не осталось?

Муханов – Крейслеру: