Браво

– Довольно, – сказал браво, делая страшное усилие, чтобы овладеть собой. – Джельсомина, ты услышишь мою исповедь. Ты долго владела одной моей тайной, теперь я открою тебе и все остальные.

– И про Антонио? – в ужасе воскликнула Джельсомина.

– Карло, Карло! Что сделал тебе этот старый рыбак и как ты мог убить его?

– Антонио? – отозвался монах. – Разве тебя обвиняют в его убийстве, сын мой?

– Именно за это преступление я и приговорен к смерти.

Кармелит упал на табурет и замер; только взгляд его, полный ужаса, переходил с невозмутимого лица Якопо на его дрожащую подругу. Мало-помалу истинное положение вещей стало для него проясняться.

– Это какая-то страшная ошибка! – прошептал монах. –

Я поспешу к судьям и раскрою им глаза.

Узник спокойно улыбнулся и жестом остановил пылкого и наивного кармелита.

– Это бесполезно, – сказал он. – Совету Трех угодно судить меня за эту смерть.

– Тогда ты умрешь безвинно! Я свидетель, что его убил не ты.

– Падре! – воскликнула Джельсомина. – О падре! Повторите ваши слова. , скажите, что Карло не мог поступить так жестоко!

– В этом преступлении он, во всяком случае, невиновен.

– Джельсомина! – сказал Якопо, не в силах более терпеть и стараясь протянуть к ней руки. – Во всех остальных я тоже неповинен!

Крик безумной радости вырвался из груди девушки, и в следующее мгновение она без чувств упала на грудь своего возлюбленного.

Теперь мы опустим занавес над этой сценой и поднимем его лишь час спустя. В ту минуту все, кто находился в камере, собрались на ее середине, и лампа тускло освещала их лица, наложив на них глубокие тени и резко подчеркивая их выразительность. Кармелит сидел на табурете, а

Якопо и Джельсомина стояли возле него на коленях. Якопо говорил с жаром, а остальные ловили каждое его слово не из любопытства, а от всей души желая убедиться в его невиновности.

– Я вам уже говорил, падре, – продолжал Якопо, – что ложное обвинение в контрабанде навлекло на моего несчастного отца гнев сената, и старик долгое время томился в одной из этих проклятых камер, а мы все думали, что он находится в ссылке на далеком острове. Наконец нам удалось привести убедительные доказательства несправедливости приговора сената. Но боюсь, люди, считающие, что призваны править на земле, не любят сознаваться в своих промахах, потому что это могло бы опорочить всю систему их правления. Сенат так долго медлил с признанием своей ошибки. , так долго, что моя бедная мать не выдержала и умерла от горя! Моя сестра, ровесница

Джельсомины, скоро последовала за матерью, потому что единственное доказательство, представленное сенатом, когда от него потребовали таковых, было лишь подозрение, что в преступлении, за которое пострадал мой несчастный отец, был виновен один рыбак, искавший ее любви.

– И они отказались восстановить справедливость? –