Браво

– Ты ошибаешься, – прервал его другой член трибунала.

– Этого человека зовут Антонио Веккио, и его сын действительно пал в жаркой битве с турками. Дело, которым мы занимаемся, касается его внука, совсем еще мальчика.

– Благородный синьор совершенно прав, – ответил секретарь. – В спешке мы составили ошибочное мнение, но мудрость Совета сумела быстро все исправить. Счастье для республики Святого Марка, что в самых знаменитых и старинных ее семействах имеются сенаторы, так подробно осведомленные о делах ничтожнейших из ее сыновей!

– Пусть снова введут этого человека, – продолжал судья, слегка кивнув в ответ на слова секретаря. – Подобные случайности неизбежны в спешных делах.

Было отдано соответствующее приказание, и Антонио, от которого Якопо не отставал ни на шаг, вновь появился перед судьями.

– Сын твой погиб, служа республике, Антонио? –

спросил секретарь.

– Да, синьор. Сжалься, пресвятая Мария, над его злосчастной судьбой и внемли моим молитвам! Надеюсь, для спасения души такого прекрасного сына и храброго человека не обязательно служить молебны, не то его смерть была бы для меня вдвойне плачевна, так как я слишком беден, чтобы за них платить.

– Есть у тебя внук?

– У меня был внук, благородный сенатор. Надеюсь, он еще жив.

– Разве он не вместе с тобой на лагунах?

– Да угодно будет святому Теодору, чтобы он был со мной! Его забрали, сударь, равно как и многих других юношей, на галеры, откуда да вернет его целым и невредимым матерь божья! Если вашей светлости случится говорить с генералом галер пли еще с кем-нибудь, кто властен в этом деле, на коленях умоляю вас замолвить словечко за ребенка, за моего доброго и благочестивого мальчика, который и удочку-то не закинет без того, чтобы не прочитать «Ave15» или молитву святому Антонию, и который сроду ничем не огорчил меня, пока не попал в руки Святого Марка.

– Встань! Не об этом деле я должен тебя допрашивать.

Сегодня ты обращался со своей просьбой к нашему пресветлому правителю – дожу.

– Я умолял его высочество отпустить мальчика.

– Ты сделал это публично и без должного почтения к высокому достоинству и священной особе главы республики!

– Я поступил как отец и человек. Если б хоть половина всего, что говорят о справедливости и доброте правителей, была правдой, его высочество сам, как отец и человек, выслушал бы меня.

Среди членов страшного триумвирата произошло легкое движение, и секретарь помедлил с вопросом; но, заметив, что его начальники предпочитают хранить молчание, он продолжал:

– Ты уже сделал это однажды в присутствии народа и сенаторов, но, когда твое прошение, неуместное и неразумное, было отвергнуто, ты стал искать другого случая, чтобы вновь высказать его?

– Верно, ваша светлость.