– Ну-с, дальше, что давали?
– «Периколу». Новый баритон пел, очень хорошенький, если бы ты слышал, как он спел письмо Периколы, просто восторг.
– Воображаю. Дальше. Что же у вас после «Пери–колы»-то было?
– А после «Периколы» мы ужинали, вот тебе, не посылай жену одну с молодым человеком.
– Резонно. Чем же вас кормили?
– Была стерлядь паровая, рябчики или дупеля, я что-то не разобрала, и еще какое-то сладкое на ананасном сиропе.
– Ха, ха, ха! Ну, меню. Голову кладу на сруб, вам официант заказывал по своему вкусу. Зуев ведь в этом профан, он, я думаю, не знает ни одного трактирного названия кушаньям, воображаю, какую он рожу сделал, когда
54 «
ему сунули под нос карточку кушаний, небось тут ему и языковедение не помогло.
Маня засмеялась и кивнула головкой.
– Я так и знал. «Эй, любезный, подай там, что сам знаешь, только получше!» Ну а с точки зрения официанта, получше – это значит подороже. Воображаю, что с вас слупили. Ну, а пили что?
– Шампанское, разумеется.
– Поди «васисдас» какой-нибудь, вы ведь оба знатоки, шампанского от фруктового кваса не отличите.
– Нет-с, не «васисдас», а настоящее Помри-Сек.
– Ну и Христос с вами, а теперь иди, раздевайся, я спать хочу.
– Успеешь, дай рассказать.
– Да рассказывать-то нечего. Поехали в концерт, попали в Буф, ели какую-то пакость, пили какую-то слякоть, заплатили за то и другое бешеные деньги, затем три часа с
Офицерской в Пушкинскую плелись в рваной каретчонке, оба всю дорогу, наверно, преисправно клевали носами.
Приехали, теперь надо спать ложиться.
– Боже мой, как ты мне надоел. Спать, спать...