Бернар тихонько тронул Яна за плечо и выразительно кивнул: мол, пошли-ка отсюда подобру-поздорову. Когда они вышли на палубу, он сказал:
– Вот чудаки, ей-богу! Заплатить за обшивку такие деньги, а потом кромсать, будто она гроша ломаного не стоит!
– А может, они хотят отказаться от покупки? Скажут, что дерево поломано и им такое не нужно. Надо бы предупредить господина Фербекена.
– Ну, знаешь! Изломать все к черту, чтоб потом отказаться? А фонарик зачем? Что они там ищут?
– Хоть убей, не понимаю, – сказал Ян. Да ну их. Пошли за помпой.
Они без труда сняли помпу со шпангоута, на котором она была закреплена.
– Ну вот, совсем Другое дело, – с удовлетворением сказал Бернар. – Лодочка у вас будет – всем на загляденье.
Грохот в капитанской каюте усилился. Те двое, как видно, работали уже кувалдой. Сторож забеспокоился.
Надо все-таки позвонить хозяину.
Он ушел, но вскоре вернулся:
– Говорит, что за дерево они заплатили и пусть делают с ним, что хотят. А вот находиться здесь после шести вечера запрещено. Придется их выпроводить. Пошли со мной.
Увидев сторожа, громилы немного растерялись, но тут же снова взялись за свое как ни в чем не бывало!
– Хозяин звонил, – сказал Бернар. – Он никому не разрешает оставаться на борту после шести вечера.
– Это почему же? – раздраженно спросил Блондин. У
него был писклявый голосок, совсем не подходивший к его массивной фигуре с широкой грудью и бычьей шеей.
– Спрашивайте у хозяина. Я тут ни при чем.
– Днем нам, может, некогда, – огрызнулся Блондин.
Но Бернар не сдавался:
– Ничем не могу помочь. Придется вам уйти.
Усач плюнул со злости, но все-таки пошел прочь.