— Говори о ты, молодой человек, сидящий рядом с кади Ахметом. Халифу будет любопытно знать, что думает багдадская молодежь об эдесской святыне. – И, желая ободрить Махмуда, визирь добавил: – Говори смело.
Визирь любил гулкие и звонкие голоса, и его голос казался ему самому чрезвычайно гулким. Поэтому визирь
порадовался, когда голос Махмуда наполнил не только зал совета, но и разлился по всем лестницам.
Махмуд говорил:
— Да будет благословенно имя халифа! Неподатливым, норовистым, строптивым врагам ислама – смерть!. Да будет то, что я выскажу, понято в истине, а что будет не понято, пусть не будет рассмотрено как намеренное умолчание, а лишь как обмолвка моя, человека неопытного в совете и впервые представшего перед светлые очи нашего уважаемого визиря. Благодарение аллаху, смуты в халифате залечиваются. Но их целиком залечит хорошая победа над неверными. Нам не долго ждать этой победы. Однако, к сожалению, надо признать, что победу эту мы не получим под прославленными вратами Эдессы, потому что город расслаблен плохим руководством, трусостью отдельных военачальников и – я не побоюсь сказать – явным предательством! Да, я вижу предательство, хотя еще, по неопытности своей, не вижу лица предателя. Зато, я уверен, это лицо видит халиф, да будет прославлено имя его!
Голос Махмуда гремел.
Визирь уже не предавался зевоте. Положив тонкие руки на острые колена, он наклонился вперед и рассматривал Махмуда. Щеки визиря надулись и были розовы, как щеки дремавшего кади Ахмета. Визирь, с легкостью принимавший настроения халифа, как гипс принимает очертания статуи, делается слепком ее, с радостью и одобрением смотрел на молодой гипс, из которого скоро отольются замыслы халифа. «Только бы он не вздумал читать стихи о войне с Византией, – мелькнуло в голове визиря. – Зачем говорить о войне, когда мы говорим о мире!»
Лица законоведов побледнели. Лишь Джелладин ничего еще не понимал, злясь на кади Ахмета. Зачем кади, обжорливый дурак, привел сюда этого молодого самоуверенного болтуна? И над участью его думал Джелладин! И
ему преподал он начатки Закона?!
Визирь перевел глаза на лица законоведов. Бледные? А
не подозревали ли вы или даже знали о переговорах эмира
Эдессы с проходимцем Али, «мечом династии»?
XX
– Багдад нанесет поражение врагу. Ислам покроет их города кровью, а сердца позором, как штукатур покрывает здание той краской, какой хочет! И мы уничтожим всех, кто, подобно преступнику Али, осмелившемуся назвать себя «мечом династии», мешает нам в создании победы.
Но нужно быть здравым. Поражение главного врага придет некоторое время спустя после того, как мы
Визирь снисходительно прервал Махмуда:
— Ты слишком много говоришь о вооружении.
— Я – оружейник, – сказал Махмуд. – Я, о визирь, кую ножи.
— А, это ты куешь хорошие ножи, которые принес мне кади Ахмет? Продолжай же, кующий ножи.
Махмуд сказал: