Россказни Жана-Мари Кабидулена. Великолепная Ориноко

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пусть так! В конце концов, если их устраивает быть дядей и племянником, это их дело.

Безусловно, сомнения Жака были не лишены оснований, и в конце концов он решил, что узы родства были выдуманы его попутчиками для удобства путешествия.

Утром маленькая флотилия миновала устье Капанапаро, а затем — Индабаро, которая является всего лишь ответвлением первой реки.

Господин Мигель и Жак Эллок, оба прекрасные охотники, время от времени подстреливали какую-нибудь дичь, и надо сказать, что должным образом приготовленные утки и вяхири приятно разнообразили меню, обычно состоявшее из сушеного мяса и консервов.

Холмы Барагуан подступали к левому берегу обрывистыми утесами. В этом месте ширина реки достигает еще тысячи восьмисот метров. Но дальше, за устьем Мины, устье сужается, и течение становится гораздо более быстрым. Последнее обстоятельство грозило замедлить продвижение пирог. К счастью, свежий ветер мощно надувал паруса, пироги неслись вперед, мачты — просто едва очищенные от коры стволы деревьев — скрипели и гнулись, и к трем часам пополудни пироги прибыли в Тигру. Они прошли мимо, не причаливая, но Жермен Патерн сделал очень удачную фотографию живописного имения господина Марчаля.

С этого момента плавание стало значительно более трудным. К счастью, ветер нужной силы и направления все-таки позволял лодкам продвигаться против течения. В этом месте ширина Ориноко сократилась до тысячи двухсот метров, и ее довольно извилистое русло было усеяно многочисленными рифами.

Мастерство матросов позволило благополучно преодолеть эти трудности. В половине шестого вечера пироги, миновав Рио-Карипо, вошли в устье Синаруко, где и намеревались провести ночь.

Невдалеке виднелся остров Макупина. Деревья там образовывали почти непроходимую чащу. Здесь росли преимущественно пальмас-льянерас[270], листья которых достигают в длину четырех-пяти метров. Местные жители делают из них крыши своих временных хижин, которыми пользуются только в период рыбной ловли.

Пироги пристали к берегу. Господин Мигель и Жак Эллок, надеясь успешно поохотиться, взяли с собой карабины. Здесь жили несколько семей индейцев мапойе. Согласно местным обычаям, женщины скрылись при виде посторонних и вновь появились, только надев длинные рубашки, прикрывавшие их вполне благопристойным образом. До этого на них, как и на мужчинах, была одна набедренная повязка, и лишь длинные волосы слегка прикрывали наготу. Эти индейцы выделяются среди прочих племен, населяющих Центральную Венесуэлу. Крепкие, мускулистые, хорошо сложенные, они отличаются завидным здоровьем и силой.

С их помощью наши охотники проникли в глубь леса. Первыми же выстрелами они уложили двух довольно крупных пекари[271], однако ни одна попытка подстрелить капуцинов[272] не увенчалась успехом.

— Да, об этих не скажешь, что они сами идут в руки, — заметил Жак Эллок.

— Вы правы, к этим обезьянам трудно подкрасться незаметно, — ответил господин Мигель. — Сколько я перевел свинца и пороха — и никакого толка.

— И очень жаль, господин Мигель, так как хорошо поджаренное мясо капуцина — настоящее лакомство для гурманов[273], — сказал Жан.

В книге господина Шафанжона он прочел, что, поджаренное по индейскому обычаю на медленном огне, обезьянье мясо приобретает аппетитный золотистый оттенок и восхитительный вкус.

В этот вечер путешественникам пришлось довольствоваться пекари. Со стороны сержанта Марсьяля было бы в высшей степени невежливо отказаться от мяса, принесенного Жаком Эллоком. Жан поблагодарил охотника, сказав:

— Наш соотечественник говорит, что пекари ничуть не хуже, чем поджаренная на вертеле обезьяна, и даже утверждает, что не ел ничего более вкусного за все время своего путешествия.

— И он совершенно прав, месье Жан, — ответил Жак Эллок. — Что делать, за неимением обезьян можно вполне довольствоваться пекари.

— На безрыбье и рак рыба, — вместо благодарности произнес сержант Марсьяль.

Действительно, эти пекари, называемые на местном наречии «бокирос», были восхитительны, и сержант не мог не признать этого. И тем не менее, заявил он Жану, отныне он намерен есть только ту дичь, которую добудет сам.

— Но, дядюшка, разве можно было отказаться... Господин Эллок так любезен.