— Всегда.
Жак ничего не понимал, так как разговор шел по-индейски. Но когда Парчаль перевел ему ответы индейца, Жак воскликнул:
— Пусть он нам даст немного этой коры! Я заплачу столько, сколько он захочет... я отдам ему все, что у меня есть.
Хозяин молча вынул из корзины горсть каких-то древесных крошек и отдал Парчалю. Жак и Парчаль тотчас же вернулись на «Гальинету».
— Жермен... Жермен... колорадито! — только и смог выговорить Жак.
— Прекрасно, Жак! — ответил Жермен Патерн. — Приступа пока больше не было. Еще есть время. Мы ее спасем, Жак... обязательно спасем!
Пока Жермен готовил отвар, Жак, сидя около Жанны, утешал ее.
— Ни одна лихорадка не может устоять перед колорадито, — говорил он. — Хозяину Маваки можно верить.
Измученная приступом лихорадки Жанна подняла на Жака свои казавшиеся огромными на исхудавшем восковом личике глаза и слабо улыбнулась:
— Я еще ничего не пила, но мне кажется, что я уже чувствую себя лучше.
— Жанна... моя дорогая Жанна, — прошептал Жак, стоя на коленях у ее ложа.
Жермену понадобилось всего несколько минут, чтобы приготовить отвар, и Жак поднес чашку к губам девушки.
— Спасибо, — прошептала она, выпив содержимое чашки, и глаза ее закрылись.
Теперь нужно было оставить ее одну. Жермен силой увел Жака, и оба молча уселись на носу пироги. Матросы получили приказ бесшумно отчалить от берега. Ничто не должно было тревожить сон больной.
Когда сержанту Марсьялю сказали, что удалось достать жаропонижающее и что Жанна уже приняла лекарство, он выскочил на берег и бросился к «Гальинете». Жермен Патерн знаком остановил его. Старик повиновался, но, не в силах сдержать слез, прислонился к скале.
Жермен Патерн считал, что, если приступ не повторится, значит, колорадито подействовал. Через два часа все станет ясно. Через два часа они узнают, есть ли надежда, а может быть, даже и уверенность спасти девушку.
Два часа мучительного ожидания показались им вечностью. Они напряженно прислушивались, не сорвется ли с уст Жанны вздох, стон или зов. Нет, ни звука...
Жак подошел к навесу.
Жанна спала, спала спокойно и безмятежно.
— Она спасена! Спасена, — прошептал Жак.