Сие деяние было встречено восторженными взрывами смеха и радостными воплями всей компании.
Малыш был вне себя. Ярость охватила его, слепая, всепоглощающая ярость. Не владея собой, он поднял первый попавшийся камень и изо всех сил метнул его в Каркера, которому тот и угодил прямо в грудь.
— Ах, так! Ну, ты мне дорого заплатишь! — завопил Каркер.
И прежде чем Грип успел юному разбойнику помешать, он набросился на мальчугана и, осыпая градом ударов, оттеснил к самой воде. Затем, пока остальные держали Грипа за руки, за ноги, он погрузил голову Малыша в воду, грозя утопить.
Освободившись наконец от разбушевавшихся негодяев с помощью подзатыльников, от которых те с воплями покатались по земле, Грип обратил в бегство Каркера, а вслед за вожаком припустила и вся банда.
Откатываясь от берега, волны наверняка утащили бы и Малыша, но Грип успел подхватить наполовину задушенного приятеля.
Тщательно растерев мальчугана, Грип не замедлил поставить его на ноги. Помог одеться со словами:
— Пойдем... пойдем отсюда, Малыш!
Но, прежде чем уйти, мальчик поднял раздавленную птицу. Опустившись на колени, он со слезами на глазах вырыл ямку в песке и похоронил чайку.
А ведь он-то сам, кем, собственно, был он сам, как не такой же брошенной птицей... бедной чайкой рода человеческого!
Глава V
ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О «РЭГИД-СКУЛ»
Вернувшись в школу, Грип решил обратить внимание господина О"Бодкинза на поведение Каркера и его приспешников. Но не затем, чтобы рассказать о злых шутках, сыгранных с ним самим, ибо он по большей часта вообще не обращал на них внимания. Нет! Речь шла о Малыше и о тех издевательствах, которым тот подвергался. На этот раз дело зашло так далеко, что если бы не вмешательство Грипа, то теперь детский труп был бы выброшен волнами на берег Солтхилла.
В ответ на слова Грипа господин О"Бодкинз лишь покачал головой. И его вполне можно было понять, поскольку подобные вещи отнюдь не способствуют подведению бухгалтерской отчетности. Какого черта! В гроссбухе не может быть одной графы для подзатыльников, а другой — для ударов ногой! Ведь подобные вещи просто невозможно было бы сложить, согласно старым добрым арифметическим правилам, как три булыжника и пять щеглов. Естественно, как директор господин О"Бодкинз должен был обеспокоиться действиями своих подопечных; однако как бухгалтер он ограничился тем, что послал школьного надзирателя куда подальше.
Начиная с этого дня Грип решил ни на минуту не упускать из виду своего подопечного, никогда не оставлять одного в большом зале, а когда нужно было покинуть стены школы, стал запирать в своей комнатушке, где тот находился в относительной безопасности.
Прошли последние летние месяцы. Наступил сентябрь. А это уже была зима для северных графств. Зима в горной Ирландии! Беспрерывное чередование снега, северного ветра, пурги и тумана, приносимых с ледяных равнин Северной Америки. И атлантические ветры обрушивали эту стужу на Европу.
Да, то было трудное и суровое время для жителей прибрежных районов залива Голуэй, зажатого между горными склонами как между стенами ледника. Очень короткие дни и бесконечные ночи для тех, у кого в очаге нет ни угля, ни торфа. Стоит ли удивляться тому, что температура в стенах «рэгид-скул» резко упала, за исключением, конечно, комнаты господина О"Бодкинза. И действительно, если бы в жилище директора-счетовода не было тепло, разве остались бы чернила в его чернильнице жидкими?.. А разве сумел бы он вывести свою подпись со всеми положенными завитушками? Теперь как никогда следовало собрать на улицах и дорогах все, что в смеси с кислородом могло давать тепло. Жалкие крохи, следует признать, если принять во внимание, что речь шла о сучьях, упавших на землю, об угольной крошке, рассыпанной у дверей домов, о крупных кусках угля, из-за которых ссорятся бедняки на разгрузочных причалах порта. Итак, воспитанники школы занимались сбором топлива, но сколько же было у них соперников!
Наш мальчуган принимал участие в общей тяжкой работе. Каждый день он приносил немного топлива. Речь уже не шла о том, чтобы просить милостыню — чему он был несказанно рад. С грехом пополам уголь в очаге загорался, давая жаркое дымное пламя, которым и приходилось довольствоваться. Вся школа, дрожавшая в своих невообразимых лохмотьях, теснилась вокруг очага — те, кто постарше и посильнее, оказывались на лучших местах, разумеется, а в это время ужин постепенно закипал в чугунке. И какой ужин!.. Корки хлеба, картофельные очистки, несколько костей с остатками мяса... Омерзительное варево, в котором редкие пятна жира заменяли добрые куски сала в наваристом бульоне.
Само собой разумеется, что Малышу никогда не находилось места у огня и очень редко доставалась миска варева, которое старуха предназначала старшим. Они набрасывались на еду как голодные собаки и, не колеблясь, показывали клыки, чтобы защитить свою скудную порцию.
К счастью, Грип спешил увести мальчугана в конуру, где отдавал ему лучшее из того, что приходилось на его долю из ежедневного рациона. Само собой разумеется, что света наверху не было. Однако, забившись в солому и тесно прижавшись друг к другу, приятелям удавалось согреться и наконец заснуть; а сон, быть может, лучше пуховых одеял. Ведь он дает силы и надежду!